Командование нашего фронта поставило перед нами задачу — тщательно изучить полосу укреплений на Молочной. По этому поводу я пригласил к себе в блиндаж начальника полковой разведки Николая Михайловича Виноградова. Повар Володя принес нам пару стаканов крепкого чая. Я знаю, что Виноградов любит этот напиток. Позвякивая ложечками, мы ведем деловой разговор. Мой собеседник — щупленький, с каштановыми волосами — говорит медленно. Он не склонен преувеличивать силы противника и все же его оборону по Молочной окрестил «дьявольская крепость».
Вчера в штабе полка допрашивали пленного офицера. Я пришел в тот момент, когда «язык» нарисовал на бумаге голову буйвола и дважды многозначительно повторил одно и то же слово — «Вотан!». Я не понял смысла его информации, а спросить переводчика постеснялся. И вот сейчас Николай Михайлович разъяснял мне, что это такое. Вотан — в древнегерманской мифологии верховное божество — бог ветра и бурь, позднее бог войны. Языческий культ бога Вотана фашисты противопоставили христианству, как религии иудейского происхождения. Знак Вотана — изображение головы буйвола.
— Вот немецкое командование и назвало рубеж по реке Молочная линией Вотана. Понимаете, Александр Андреевич? Тут сам верховный бог взял под свою защиту гитлеровцев!
— И что же Вотан подбросил своим почитателям?
— Сущие пустяки, — улыбнулся Николай Михайлович, — например, триста сорок вагонов колючей проволоки, затем…
И он начал перечислять все, чем располагала неприятельская оборона. Правду сказать, цифры ошеломили меня.
К прорыву этого рубежа мы готовились основательно и протаранили его с великим трудом. Бои были тяжелые, кровопролитные. Немцы действительно дрались здесь как буйволы. И все же наши богатыри одолели «рыцарей Вотана». Только наш полк уничтожил свыше тысячи трехсот фашистских солдат и девять танков.
Пленный обер-лейтенант все разводил руками и охал. Он не мог понять, как русские смогли одолеть неприступную крепость. Ему Виноградов напомнил:
— А как новгородцы под водительством Александра Невского разбили непобедимых ливонских рыцарей? Ведь они, ваши предки, тоже верили, что изображение буйвола на щитах и рога на шлемах спасут их от погибели. Ваша стратегия с гнилым корнем: вы всегда до фанатизма верили и продолжаете верить, что ваше оружие магическое, непобедимое, освященное самим Вотаном. А Вотан, как видите, утонул на дне Молочной.
Мы засмеялись. Офицер промолчал. Он с интересом посмотрел на худощавого русского командира. Ведь ему, воспитаннику вермахта, с детских лет внушали, что Иван — болван. А тут полковой разведчик, типичный Иван, с простым открытым лицом, со славянской округлостью в глазах, своими вопросами и репликами явно загнал чистокровного арийца в тупик.
Но особенно обер-лейтенант выпучил глаза, когда Виноградов поправил пленного, когда тот, приведя широко известное высказывание, приписал его не тому автору.
— Нет, ошибаетесь, — сказал Николай Михайлович, — этот афоризм принадлежит не фельдмаршалу Мольтке, а Клаузевицу. Мольтке лишь перекроил его на свой лад: «Политика, к сожалению, неотъемлема от стратегии…»
Через день обер-лейтенант, уже на допросе в штабе армии, признался, что они, занимаясь в военной академии, прекрасно изучили военную топографию русской земли, но совсем не вникли в душу русского человека, за что и поплатились.
Запорожская степь — сплошная равнина: ни лесочка, ни рощи. Места мне знакомые. Это здесь в тяжелую годину мы попали в окружение. Тут я, Ковалев, Курдюков и Калинкин попали под танки Клейста.
Жаль, что сейчас рядом со мной нет Курдюкова. Где-то он сейчас?
На Гуляй-Поле мои глаза невольно искали холмик недалеко от станции Пришиб. Тут остался мой друг Федор Андреевич Ковалев. Мы отомстили за него. А главное, сдержали слово — вернулись…
Вдруг на степной глади в стороне Ивановки зачернели три точки. Они росли. По этому пути в тот трагический день на «эмке» мчался командующий 18-й армией генерал Смирнов. Кучерявый, который вернулся из санбата, посмотрел в бинокль.
— Солдаты…
— Наши или фрицы? — заинтересовался я.
— Кажется, наши…
Я не встречал немцев, выходящих из окружения. Фашистское войско в отличие от нашего напоминает армию наемных солдат. У них строгий, раз и навсегда заведенный порядок: умри, но обедом накорми вовремя; умри, но дай солдату выспаться; умри, но обеспечь наступление поддержкой танками, артиллерией и самолетами. Без офицера солдат не знает что ему делать.
Я убедился, что на войне любая, даже самая образцовая схема управления войсками, любой план сражения или распорядок фронтовой жизни не должны переходить в шаблон. Сила, действующая по трафарету, не имеет успеха.