— Да ты, брат Коля, прямо парашютист…
Хохот заглушил слова Бориса Афанасьевича.
Прибыли в село Шаумян. Привели себя в порядок, представились командиру полка.
— Давно вас ждем, товарищу командиры, — радушно сказал подполковник Воеводский. Обернулся к стоявшему рядом комиссару полка Синельникову и поднял вверх срезанный осколком большой палец правой руки. — Живем! Каковы орлы! Почти у всех боевой опыт. Это много значит, очень много, дорогой мой комиссар.
— Конечно, Иван Николаевич, живем, — в тон ему ответил комиссар полка. — В батареях оставалось по одному — два командира. Пополнение как нельзя кстати.
Батальонный комиссар окинул прибывших добрым взглядом и, представившись, сказал:
— Прошу любить и жаловать. Не стесняйтесь обращаться с любыми вопросами.
Синельников улыбнулся. Васнецов обратил внимание на его глаза — синие-синие. Невольно вспомнилось где-то прочитанное: синие глаза только у молодых душой, очень хороших людей. Синельников и впрямь оказался справедливым, знающем политработником.
После знакомства командир полка объявил назначения. Чигрин принял вторую батарею, Васнецов стал командовать в ней первым огневым взводом.
Герой Советского Союза Г. М. Чигрин.
— Задерживать вас не стану, — поздравив с назначением, произнес Воеводский. — Узна́ю в боях. Принимайте хозяйства — и сразу за учебу. Время тревожное. Не сегодня-завтра вступим в соприкосновение с противником.
Батарея занимала огневые позиции на окраине села. В сопровождении лейтенанта — помощника дежурного по полку — Чигрин и Васнецов отправились туда. Доро́гой лейтенант вводил в курс дела: батареей временно командует политрук Галкин. На должностях командиров взводов — сержанты, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Обрадуется политрук вашему прибытию. Ох как обрадуется, — заверил лейтенант.
Помощник дежурного по полку оказался прав.
— Наконец-то! — облегченно вздохнул Галкин. — Мне только что сообщили о вас. Хотел встретить, да задержало орудие первого взвода. Никак не можем поворотный механизм отладить, будь он неладен. — Галкин окинул взглядом командиров и повеселевшим голосом продолжил: — Нет, теперь нас не скрутишь! Трое — не один. Как я ждал! Берите пушки, командуйте, а мне оставьте души тех, кто стреляет.
Политрук собрал батарею. Началось знакомство с новым коллективом. Младшие командиры и красноармейцы были людьми обстрелянными. Правда, в расчетах вместо полного штата по три — четыре человека. «Но это дело поправимое, — заметил начальник штаба полка майор Крюков, — скоро прибудет пополнение, и все станет на свои места.
Первым орудием во взводе Васнецова командовал сержант Поляков. Немногословный, степенный. За отличие в боях Николай награжден орденом Красного Знамени; столь высокой награды в сорок втором удостаивались не многие. Поляков пользовался уважением в батарее. Хорошее впечатление произвел командир второго орудия сержант Фадеев. Небольшого роста, не в пример Полякову говорун, он прекрасно знал подчиненных и, как выяснилось, отлично владел всеми боевыми специальностями расчета, обладал мгновенной реакцией, что для противотанкиста немаловажно.
Под стать младшим командирам оказался и личный состав расчетов. Почти все номера орудий имели боевой опыт. На занятиях по огневой подготовке расчеты показали прекрасную выучку. Николая Васнецова это очень обрадовало. «С таким народом, — подумал он после проверки слаженности расчетов, — в бой идти можно. Не подведет».
Своим назначением Васнецов был доволен, хотя и часто вспоминал ребят из прежнего взвода. В один из дней, будучи помощником дежурного по полку, связался со штабом артиллерии армии. Однако узнать о своих бывших подчиненных удалось немного. Ответили однозначно: пристроены. В это время на расположение полка налетела фашистская авиация. Стало не до расспросов.
Немецкие самолеты навещали огневые полка в день два, а то и три раза. В обязанности наряда входил контроль за соблюдением маскировки, а с появлением вражеской авиации подача сигнала тревоги. Вопросы оповещения в полку были отработаны неплохо: раньше часть была зенитной, прежние порядок и традиции все старались поддерживать. К предстоящем боям готовились напряженно, по двенадцать часов в сутки. На это были причины. Дыхание фронта ощущалось ежедневно, со стороны Лазаревской и особенно Туапсе доносился гул. В любую минуту полк могли бросить в бой.