Тем временем подошли основные силы противника. С передних бронетранспортеров стали соскакивать солдаты. Рассыпавшись, дозор двинулся к проволочному заграждению.
— Ишь вы, гуси лапчатые, — не выдержал наводчик орудия Сидоров. — Точно хозяева какие идут, даже не пригибаются.
— Чего медлим? — подал голос сержант Гапоненко.
Нервничает. Да и всем как-то не по себе. Первая встреча с фашистами. Васнецов оборачивается к Гапоненко.
— Зачем торопиться? Противник нас пока не обнаружил. Пусть побольше скопится фрицев, тогда и ударим.
— Так-то оно так! Да как бы хуже не было, когда гитлеровцы порежут проволоку.
Разговор обрывает долгожданная команда. Васнецов дублирует ее во весь голос.
— Огонь! — разносится по позиции. — Огонь! Огонь!
Орудийные выстрелы и треск пулеметных очередей разрывают тишину. В расположении противника рвутся снаряды.
Фашисты заметались, частью попадали, а частью побежали к спасительной рощице. Вспыхнул бронетранспортер, за ним второй, перевернулся вражеский мотоцикл.
— Не нравится, — подает голос Гапоненко. — Ишь, сволочи, побежали.
Вражеские солдаты скатились к рощице и растворились среди деревьев. На месте боя продолжали чадить бронетранспортеры и мотоциклы. Около двух часов потребовалось противнику, чтобы прийти в себя. Теперь он организовал наступление по всем правилам: минут сорок его артиллерия долбила нашу оборону. Вот появились танки, а за ними — пехота. Вслед за первой двигалась вторая волна гитлеровцев.
Нервы красноармейцев и командиров напряжены до предела. Еще бы: первая встреча с вражескими танками! У стрелков и пулеметчиков надежда на артиллеристов. Видно, как они то и дело оглядываются на орудия.
С каждой минутой танки все ближе и ближе. Их огонь становится точнее. Вражеский снаряд попал в пулеметное гнездо, «максим» подпрыгнул и на глазах развалился. Не минули снаряды и пехотинцев. Раненый боец приполз на огневую артиллеристов.
— Что же вы, братцы? Немец нас крошит, а вы молчите. Лейтенанта в клочья, ребят…
Пехотинец потерял сознание. Зазвонил телефон. Командир пулеметно-артиллерийского батальона распорядился:
— Огонь по вражеской нечисти!
Васнецов подал команду. Грохнули выстрелы. Снаряды легких пушек лишь высекли искры на броне гитлеровских танков.
— Не берут, — с горечью произнес Васнецов.
— Прут и прут, — сокрушенно проговорил стоявший рядом Гапоненко.
— По гусеницам наводить! — во весь голос закричал Васнецов. — По гусеницам…
Гапоненко понял командира взвода, бросился к орудию, оттолкнул наводчика от панорамы и проворно заработал механизмами наводки. Рядом разорвался снаряд. Взрывной волной сержанта и молодого заряжающего отшвырнуло от орудия. «Все, конец ребятам!» — тревожно сжалось сердце у Васнецова, Николай побежал к орудию. И тут увидел: Гапоненко силится встать. Подхватил его за плечи.
Сержант сел и, раскачивая головой, выдавил с трудом:
— Ух и саданул фашист. Из глаз искры сыпятся. Не вижу ничего, командир.
— Пройдет, скоро пройдет. Сиди.
Младший лейтенант плеснул водой из фляги в лицо сержанта. Рядом застонал, поднимаясь, заряжающей. Выстрел соседнего орудия заставил Васнецова оглянуться. Расчет бросал вверх пилотки. Николай перевел взгляд на фашистские танки. Над одной из вражеских машин полыхало пламя. «Берут! Берут наши снаряды крупповскую сталь!» — возликовал младший лейтенант. Васнецову хотелось обнять ребят. Но этого сейчас сделать нельзя — противник продолжает атаку. Николай скорректировал прицел и подал команду.
Бой продолжался. В один из перерывов наши стрелки привели пленных немецких танкистов. Фашисты держали себя нагло. Рыжий унтер-офицер с рваным шрамом во всю щеку хвастал по принципу: «Ростов возьмем с бомбежкой, Кавказ — с гармошкой». В его документах оказалось с десяток фотографий, на которых он был запечатлен за неблаговидными делами на оккупированной территории. Младший лейтенант взял одну фотографию. Фашист держал в руках гуся и, улыбаясь, наблюдал за конвульсиями повешенного человека. Николай положил фото в полевую сумку. Пленных отправили в штаб.
Сосредоточив внимание на отражении атаки фашистов в своем секторе, Васнецов не обратил внимания на то, что бой ширился и вскоре загремел по всему району обороны батальона. Противник бросал в атаки все больше и больше танков и мотопехоты. Под вечер ему наконец удалось вклиниться в нашу оборону и рассечь ее.
В памяти Васнецова надолго остался первый бой. Тревожный и горький. Он много раз приходил в коротких снах, вновь и вновь заставлял переживать мгновения опасности. Дальше будут схватки с врагом намного труднее, но он воспримет их как должное. Этот же бой — первый в жизни — останется с ним навсегда.