Несколько раз гитлеровцы пытались отбросить группу советских воинов. Однако гвардейцы под натиском превосходящего противника держались стойко. Их поддерживали огнем пулеметов из закопанных на взгорке бронетранспортеров. Большой кровью досталась в том бою победа: погибли сержант Алексей Трубицын, Адут Даутов, был тяжело ранен сержант Иосиф Усатов.
Но гитлеровцы не унимались. Вскоре появилась новая колонна, с западной стороны Шенефельда. Противник таранил оборону, не считаясь с тем, что нес большие потери.
Началась рукопашная у огневой позиции орудия старшего сержанта Сенатского. Номера расчета отбивались от наседавших гитлеровцев гранатами, прикладами, армейскими ножами. На помощь товарищам пришли сержанты Иван Ищенко, Николай Андрусенко и красноармеец Прокопий Бирюк во главе с командиром взвода лейтенантом Василием Хоменко. Враг был отброшен.
Над смертельно раненным лейтенантом Василием Хоменко склонились оставшиеся в живых товарищи-огневики.
— Держитесь, ребята, — слабеющим голосом прошептал Хоменко. — Война кончается. Отомстите…
И лейтенант затих.
На огневой позиции орудия старшего сержанта Константина Милашина остались двое: сам командир и наводчик Никулин. Милашин и Никулин вели огонь из трофейных автоматов, у своих ППШ кончились патроны.
— За Хоменко! — полосовал по приближающемся врагам Милашин.
— За Трубицына! — посылал по фашистам пули Никулин.
Пришло время, когда автоматы начали замолкать: заканчивались боеприпасы. Гитлеровцы поняли это и пошли во весь рост. И вот, перерезанный очередью, упал наводчик.
— Врешь, не возьмешь! — занес над головой гранату Милашин и бросил ее под ноги наседавшим врагам. Раздался взрыв, гитлеровцев разметало по сторонам. Острая боль резанула по животу старшего сержанта. Он потерял сознание. Очнувшись, увидел, что к огневой позиции приближается новая группа гитлеровцев.
Рядом оказался немецкий карабин. Милашин дотянулся до него, передернул затвор, прицелился и нажал на спусковой крючок. Передний гитлеровец уткнулся в землю. Второй выстрел — еще один упал. Потом еще и еще…
— Что, взяли? — в полузабытьи шептал старший сержант. — Большевики не сдаются!
Три месяца назад Константин Милашин в заявлении в батарейную партийную организацию, обращаясь с просьбой принять его кандидатом в члены ВКП(б), писал:
«Пока жив, пока в груди бьется сердце, до последней капли крови буду бить фашистских извергов, приближая Победу».
На другой день наводчик Милашин уничтожил штурмовое орудие врага. За проявленную храбрость в ходе наступления его наградили орденом Отечественной войны II степени, а вскоре отважного наводчика назначили командиром расчета. И вот — этот бой.
К истекающему кровью старшему сержанту Милашину прорвался командир батареи с группой бойцов. Офицер нагнулся над раненым. Константин открыл глаза, улыбка скользнула по его осунувшемуся лицу. Он вздохнул глубоко, прошептал:
— Ваше приказание выполнено, товарищ старший лейтенант. — И потерял сознание.
Борисенко рванул из полевой сумки индивидуальный пакет и вместе с подбежавшим сюда разведчиком начал бинтовать рану старшего сержанта.
Спустя сутки командир полка подполковник Григорий Данильченко в представлении к званию Героя Советского Союза старшего сержанта Милашина Константина Ивановича напишет:
«…В ожесточенном бою в районе Шенефельда, отбивая атаки противника, ведя бой в полном окружении, огнем своего орудия уничтожил автомашину, штурмовое орудие и до 40 немецких солдат. Отразил двенадцать яростных атак.
Когда весь расчет вышел из строя, один в течение получаса огнем из автомата и гранатами удерживал рубеж. Был тяжело ранен, потерял сознание, но когда пришел в себя, продолжал бой до подхода подкрепления…»
Батарея старшего лейтенанта Василия Дикарева занимала оборону у деревни Куммерсдорф. Артиллеристы заканчивали оборудование рубежа на перекрестке лесных дорог. Упали апрельские сумерки, но батарейцы продолжали напряженно работать. Прошедшие в войну трудными дорогами Украины, Белоруссии, Польши, Восточной Пруссии, они хорошо знали цену земли в бою.
— Благодать-то какая! — в ответ на донесшуюся из цветущей черемухи соловьиную трель обронил ростовчанин Виктор Богданенко. — Как в былое время, дома.
Расчет прекратил работу. Бойцы молча слушали бередящее сердце трели. Богданенко продолжил:
— Бывало, выйдешь на Дон — и замрешь. У нас они голосистые, соловьи-то. Такие коленца выделывают, аж сердце наисподь выворачивает.