Последние слова заставили меня согласиться. Может, потому что ее тон звучал убедительно. Или я просто уже не могла мыслить здраво.
Да и что делать? Я голодная, продрогла, устала. Не оставаться ведь на ночь в лесу? За то время, что я лежала в отключке, стало совсем темно.
Поэтому я поднялась и двинулась следом за Эдме.
Что за странное имя?
***
Женщина шла легко, не быстро, но и не слишком медленно.
Босиком мне было непросто угнаться за ней. Казалось, все сосновые иголки мира вознамерились проверить крепость моих пяток. А те были очень нежными, я ведь следила за ними, использовала дорогие средства для смягчения и увлажнения.
Но я упрямо продолжала двигаться за незнакомкой, хромая и ругаясь вполголоса, когда особо зловредные колючки впивались в мои ноги.
Эдме не оборачивалась. Но в какой-то момент остановилась и подняла с земли длинную прямую ветку. Вручила её мне. Я оперлась на эту импровизированную трость и удивилась, насколько легче стало идти. Теперь у меня появилась опора.
“Так вот как себя чувствуют старенькие бабушки, – пришла нелепая мысль. – А я-то думала, палки нужны им, чтобы отгонять собак и неугодных прохожих…”
Эдме завела меня в самую глубину леса. На небольшую полянку, заполненную густым белесым туманом.
Я уже собиралась недоверчиво отступить, когда она крепко сжала мое предплечье. Забормотала что-то себе под нос.
Туман в тот же миг поредел. Сквозь него показалась избушка. Небольшая, бревенчатая. Она выглядела старой и покосившейся на один бок. Но я могла бы поклясться, что минуту назад поляна была пуста!
– Откуда она взялась? – вырвалось у меня.
Эдме снисходительно улыбнулась:
– Идём в дом. Уже темно.
Я только сейчас поняла, что на лес опустилась непроглядная ночь. Высоко над деревьями сверкали мелкие бисеринки звёзд – и это было все освещение. Но как же я могла так хорошо видеть всего секунду назад?
И как поверить, что это не сон? Разве в реальности такое бывает?
В домике Эдме запалила лучину. В прямом смысле: зажгла тонкую деревянную щепочку, и помещение наполнилось резким запахом горящего дерева. Уже при свете огонька женщина нашла на столе масляную лампу.
Когда загорелась лампа – стало намного светлее.
Я села на деревянную лавку и осмотрелась.
Раньше мне не приходилось бывать в подобных домах, так что все здесь казалось странным и необычным. И большая белёная печь с чёрным зевом, и пучки сухих трав, свисающие с деревянной жёрдочки под самым закопченным потолком, и рукомойник над медным тазом, и вёдра с водой.
Эдме засуетилась по хозяйству. А я наслаждалась отдыхом, блаженно вытянув гудящие от перенапряжения ноги.
– Вот, – женщина сунула мне в руки деревянный ковш, большой кусок холста, брусок коричневого мыла и кивнула на одно из вёдер, – иди во двор, омойся. А я пока соображу нам ужин.
Без задней мысли я взяла ведро с лавки. Но оно оказалось таким тяжелым, что оттянуло мне руку. А когда я поковыляла на выход, этот монстр на каждом шагу начал бить меня по ноге и расплескивать воду.
Эдме недовольно покосилась на лужи, но ничего не сказала. Я же, закусив губу и мысленно ругаясь, поспешила выйти на улицу.
Над домом царила тьма. Антрацитово-чёрная, абсолютно непроницаемая. Иными словами, не было видно ни зги.
Раньше я никогда не задумывалась, что это значит. А сейчас эта неведомая зга как нельзя лучше объясняла то, что встретило меня на крыльце.
Прожив всю жизнь в городе, я никогда не видела такой наполненной темноты. Здесь не было фонарей, неоновых вывесок, автомобильных фар. В общем, ничего из того, что прежде освещало мой мир по ночам.
Только чернильная тьма.
Зато цикады орали как оглашённые. Ухала ночная птица. И где-то вдалеке вдруг завыл незнакомый зверь. Я испугалась, что это может быть волк. И на всякий случай решила от дома не отходить.
Подумав, расположилась на нижней ступеньке крыльца и утопила ноги в траве. Радовало, что лес вокруг домика и поляна оказались вполне живыми. И трава тут имелась достаточно мягкая, и звери шумят. Уже не так страшно, как в том мертвом лесу.
Сняла с себя разорванную и грязную пижаму. Зачерпнула ковшом воды, вылила на себя и не сдержавшись, подпрыгнула.
Вода оказалась студеной!
Тут же налетел ночной ветерок – и влажная кожа покрылась мурашками. Но желание стать чистой пересилило холод.
Замерзая и стуча зубами как танцор фламенко – кастаньетами, я продолжила поливаться водой и тереть себя мылом.
Решив, что уже достаточно чистая (или замерзшая), я и волосы намочила. Странное мыло плохо пенилось, жутко воняло, но все же смывало грязь. Поэтому я всё тёрла и тёрла волосы, пытаясь взбить хоть немного пены.