Поясню, у самоходчиков комбат — это командир батареи, а у танкистов и в пехоте комбат — командир батальона. Добавлю здесь же, что офицеров у нас принято было называть по имени-отчеству — без звания и фамилии; конечно, за исключением критических моментов в бою, когда счет шел на секунды. Младший состав называли только по имени — без звания и фамилии. Другое дело, начальство, у них в ход шел весь спектр родного языка, от просто имени до мата.
В ту ночь наш комбат старший лейтенант Шевченко сосредоточенно вычислял по формуле «живой силы» бронепробиваемость танковых пушек немцев, делая расчеты на оборотной стороне карты и озвучивая для нас свои выводы:
— У нас лобовая и боковая броня — 45 мм, получается, что 88-мм пушки «тигров» и «Фердинандов», как и 75-мм орудия «пантер», пробивают наши самоходки на дальности до 2000 метров. Не стоит сбрасывать со счетов и «насхорн» с его 88-мм пушкой. Вот такая, братцы, арифметика, — глянул на нас комбат.
— А как же мы их можем пробить, Владимир Степанович? — не удержался командир самоходки лейтенант Порфирий Горшков.
— По моим подсчетам, лоб «тигра» и «пантеры» наша 122-мм гаубица может пробить с расстояния 500 метров, борт «пантеры» пробьем на 1000 метров, а «насхорна» — на 2000 метров и в лоб, и в борт. Уязвимые места всех указаны те же, что и на старой инструкции. Кроме того, от удара и разрыва нашего тяжелого снаряда немецкий экипаж, даже «фердинанда», может быть ранен осколками от своей же брони. Это с закрытой позиции. А вот в наступлении...
В блиндаж вбежал старший радист штаба, запыхавшись, доложил:
— Товарищ комбат! Вас срочно вызывает комполка!
Шевченко, взяв замкового своего экипажа рядового Сашу Кибизова, ушел на КП полка. Кибизов у комбата был одновременно и связным, и личной охраной, для этой роли он был незаменим. Осетин по национальности, был он высокого роста, обладал хорошей физической силой, стремительностью горца и ловко владел кинжалом.
Мы, конечно, сразу догадались, зачем так срочно, среди ночи, вызвали комбата: видимо, начинается!
День первый обороны
Вернулся Шевченко минут через пятнадцать, собрал возле своей самоходки офицеров и предельно кратко поставил перед нами боевую задачу. Экипажи начали готовиться к бою. В полной темноте, до рассвета было еще далеко, снимали чехлы со стволов орудий, частично убирали маскировку, где она помешает вести огонь, протирали оптику. В боевом отделении самоходки запахло табачным дымом, это почти одновременно закурили махорочные самокрутки механик-водитель Виктор Олейник и заряжающий Василий Плаксин, оба заметно волновались, у обоих дома остались жены, у каждого двое детей, а у Виктора еще и старые родители. Кто может предсказать, что ожидает нас, чем закончится бой? Зато все твердо знали, с каким сильным противником мы вступаем в схватку. Наводчик Валерий Королев молча протирал панораму, а замковый Емельян Иванович Бессчетнов, которому в этот день исполнилось сорок шесть, крестясь, приговаривал:
— Слава богу, скоро начнется, покажем им «кузькину мать», это им не сорок первый.
Оглушительный грохот взорвал тишину ночи! Началась артподготовка. Тысячи орудий и минометов одновременно ударили по изготовившемуся к наступлению врагу. Машинально глянул на светящийся циферблат, вмонтированный в щиток приборов механика-водителя: часы показывали 2 часа 20 минут. Через открытый люк и поднятые панорамные створки были хорошо видны залповые удары «катюш» — огненными серпантинами с ревом неслись они в сторону врага.
Через несколько минут по циркулярному радиосигналу комполка мы присоединились к артподготовке по заранее намеченным и пристрелянным целям. Здесь, на Курском выступе, мне впервые пришлось стрелять с закрытых огневых позиций. Оба экипажа взвода вели огонь с заранее определенными установками прицела, и, судя по командам с НП батареи, снаряды ложились в заданный район.
Целых полчаса продолжалось артиллерийское избиение вражеских войск, а потом стрельба прекратилась и воцарилась странная напряженная тишина.
К четырем тридцати немцы смогли привести себя в порядок и начали артподготовку наступления. Однако уже через пять минут наша артиллерия ответила врагу мощной контрартподготовкой, в которую опять включился и наш полк. Над нейтральной полосой воцарился смертоносный хаос! Тысячи снарядов и мин летели навстречу друг другу, неся противной стороне разрушения и смерть! В самоходке сделалось жарко и душно, от порохового дыма першило в горле, резало глаза, хотя все люки были открыты и на полную мощность работали вентиляторы; заряжающий и замковый действовали возле орудия в мокрых от пота комбинезонах, то и дело прикладываясь к фляге, оба были физически сильными, выносливыми, но в башне не хватало кислорода, а тяжелые снаряды — их еле успевали подвозить артснабженцы — выматывали силы. Снаряды стали рваться все ближе, крупные осколки ударяли по крышке люка и башне, высекая брызги расплавленного металла, пришлось позакрывать люки, и теперь только через приборы можно было видеть разрывы, от которых 29-тонную самоходку качало, как на волнах, засыпало землей и обдавало пламенем.