Самое время было молитвенно вздохнуть, однако не успел Бекетов дождаться машины, присланной за ним из контрразведки флота, как на этот степной аэродром налетела другая волна бомбардировщиков, и самолет, из которого он минут десять назад вышел, разнесло взрывом бомбы на мелкие куски. Причем взрыв был такой силы, что часть крыла грохнулась буквально в трех метрах от мающегося у КПП полковника. «А ведь раненые, которые наверняка все еще оставались в самолете, – с суеверной грустью подумалось Бекетову, – считали, что им несказанно повезло, а значит, жить им теперь выпадет долго и по-тыловому счастливо».
– Мне-то казалось, что вы все еще в далеком тылу, – сказал он, пожимая руку прибывшему за ним капитану третьего ранга Красовскому. Левая рука этого офицера покоилась на подвязке, а худощавое лицо его показалось Бекетову землисто-серым, каким обычно бывает у человека, потерявшего много крови и предельно истощенного.
– В Москве того же мнения, – сухо, устало ответил крымчанин, приглашая полковника в «виллис». – Там тоже забывают, что Севастополь бомбят не как один из тыловых городов, а как базу флота. Немцы и их союзники прекрасно понимают: пока не будет сломлен флот, ни Одессы, ни Крыма им не видать. А ведь, судя по всему, они уже замахиваются на Кавказ, на грозненскую и каспийскую нефть. – И тут же сочувственно поинтересовался: – Как там Одесса?
– По-прежнему неописуемо красива.
– Это понятно. Как долго сможет продержаться?
– Пока что только одно могу сказать: она держится. Надолго ли ее хватит – зависит не только от боеспособности Приморской армии и Одесской военно-морской базы, но и от того, как долго будет противостоять ударам противника Крым, без флотской поддержки которого, в окружении, нам придется очень туго.
– Только вот беда: силы флота тоже тают, поскольку очень слабое у нас получается воздушное прикрытие судов, – не стал успокаивать его Красовский. – Многие караваны и отдельные суда вообще выходят в море без прикрытия, в то время как немецкие и румынские пилоты все наглее берут под контроль не только одесский, но и новороссийский фарватеры. Чуть ли не каждый наш корабль, особенно слабо вооруженные торговые и пассажирские суда, они превращают в движущуюся и почти беззащитную мишень.
Последствия авианалетов действительно видны были в городе почти на каждом шагу. Причем чем ближе к порту, тем они становились все более впечатляющими, а ведь линия фронта проходила еще очень далеко.
После того как совещание руководителей контрразведывательных отделов всех подразделений флота было завершено, к полковнику подошел уже знакомый ему капитан третьего ранга Красовский.
– С вами желает поговорить полковник Маевский из Главного разведывательного управления. Он только что прибыл из Москвы и ждет вас в моем кабинете. Предмет его интереса мне неизвестен, однако знаю, что он ведает, условно говоря, «румынским направлением».
– В этом и весь «предмет его интереса», капитан третьего ранга, – помрачнел полковник. – О чем тут еще гадать?
Бекетов не сомневался, что офицер из ГРУ прибыл специально по его душу и что «предмет его интереса» заключался прежде всего в личности баронессы фон Лозицки, выход которой из-под контроля еще долго будет аукаться ему.
«Послать кого-нибудь, чтобы убрали баронессу, пока она все еще остается в зоне досягаемости? – в сердцах задался он почти спасительным вопросом. И тут же въедливо посоветовал себе: – Ага, и „гонцом смерти“ назначь капитана Гродова!»
Поскольку, забывшись, полковник рассмеялся вслух, Красовский, сопровождавший его в подвальную часть здания контрразведки флота, удивленно взглянул на него.
– На совещании что-то было не так? – заинтригованно спросил он, все еще оставаясь под впечатлением от той убийственной информации о положении на фронтах, которая была доведена до их сознания.
– Нет-нет, к совещанию это отношения не имеет, – отмахнулся от него Бекетов, и тут же мысленно продолжил: «Но если отбросить шутки в сторону, таким гонцом вполне могла бы стать наша дунайская фурия-казачка Терезия Атаманчук. Женщина сильная, решительная, а главное, узревшая в баронессе свою соперницу. Что может оказаться более сильным мотивом для расправы над женщиной-агентом, нежели ревность соперницы?».
Придя к такому выводу, Бекетов облегченно вздохнул. Если упреки по поводу провала миссии баронессы в самом деле окажутся жесткими и, как любит выражаться в таких случаях майор Кречет, «подтрибунальными», он готов предложить то единственное, что можно и следует предлагать в подобных случаях, – ликвидацию двойного агента. Причем теперь он может предложить это не абстрактно, а называя имя исполнителя, что всегда вызывает уважение у начальства, поскольку становится ясно: руководитель операции осознал свои просчеты и готов исправлять положение.