– Но ты хоть понимаешь, что никто не должен знать, где именно служит твой отец?
– Знаю, что никто не должен, однако все давно знают, – скаламбурил Женька, все-таки причаливая к пристани. – Давно хотел проситься к вам юнгой. Мне ведь уже тринадцать![9]
– Почему же не просился?
– Отец не позволяет. Чуть что – за ремень берется «как за высший аргумент пролетарского воспитания». Это он так говорит. Я только недавно узнал от учительницы, что это такое – «аргумент».
– А что такое «отцовский ремень»?
– Про ремень знал давно, просто думал, что «аргумент» – это его какое-то армейское или флотское название.
– Так, говоришь, «ремень как высший аргумент пролетарского воспитания»? – улыбнулся капитан. – Убедительнее не придумаешь. И потом, это в его, старшины, манере сказано.
– Еще отец говорит, что юнги бывают только на кораблях, а на береговых батареях их не бывает.
– Наверное, он прав. Встречать юнг на береговых батареях мне еще не приходилось.
– Почему же тогда на береговой батарее появились мичманы и краснофлотцы?
– Что тебя в этом не устраивает, «плотоводец» ты наш?
– А то, что странно как-то у вас получается: мичманы на батарее быть могут, а юнг не бывает!
Гродов посмотрел вслед катеру, который уже превратился в едва различимую точку на горизонте, и улыбнулся.
– Если тебе, парень, что-либо и передалось от твоего отца-мичмана, так это склонность к философии.
– Так юнгой все-таки зачислите? – взглянул Женька на комбата снизу вверх, озарив при этом свое лицо веснушчатой, беззубой ухмылкой.
– Считай, что тебе снова не повезло.
– Тогда я сяду здесь, на причале, и буду сидеть, пока не зачислите или пока не умру от голода.
– Видно, отец все-таки редко брался за свой «высший аргумент пролетарского воспитания». Придется участить воспитательные беседы. Если еще хоть раз подойдешь на своей барже к этому причалу, вынужден буду сам взяться за этот самый «высший пролетарский аргумент». У меня это получится убедительнее, нежели у твоего отца. Кстати, как возвращаться будешь в свою гавань? Идти на такой «каравелле» против ветра вряд ли получится.
– Утром отведу. Если под вечер дует «низовой очаковский», значит, утром наверняка подует «верховой куяльницкий», из лимана. Здесь часто так дует. Кстати, ветры знать надо, товарищ капитан. Форма-то на вас морская.
– Ну ты, умник… Лучше скажи, что делать будешь, если прогноз относительно ветра не оправдается?
– Должен. Чайки вон над заливом кружатся. Верная примета. Ну, а если уж совсем ветра не будет, тогда что ж… Тогда утром придется тянуть свою каравеллу на канате. Картинку такую в школьном учебнике видели – «Бурлаки на Волге»?
– Придется тебя и в самом деле в юнги определять. Хотя, с другой стороны, как тебя, капитана каравеллы, да в юнги? Несолидно получается, как считаешь?
– Несолидно получается, что причал у батареи уже давно есть, а не то что катера, а даже шлюпки какой-нибудь захудалой нет.
– Действительно, весь в отца, – покачал головой комбат. – Еще тот фрукт!
Но и на сей раз Женька сумел поразить капитана своей сдержанностью и явно неподростковой рассудительностью:
– Вы бы лучше спросили, что я предлагаю, чтобы на батарее появился свой собственный флот?
– И что же ты предлагаешь? Зачислить твой плот в виде батарейного броненосца?
– На базе рыбартели я видел разбитый штормом баркас. Его нетрудно будет подремонтировать, и тогда у нас появится своя «шхуна». Правда, то ли с парусиной у рыбаков совсем плохо, то ли просто бригадир жадничает, однако ни метра выпросить у него не удастся, это уж точно. А то и парус сразу же установили бы. Я вон свой из двух лоскутов старой парусины сшил, новой так и не выпросил.
Неизвестно, чем бы завершился этот разговор двух капитанов, если бы на прибрежном склоне не появился мичман Юраш. Он был явно настроен перехватить юного мореплавателя, пока тот вновь не успел «поднять паруса».
– Что-то плохо воспитательную работу с капитаном каравеллы проводишь, старшина, – шутливо упрекнул его Гродов, чем явно вызвал недовольство у капитана каравеллы.
– Снова в чем-то провинился? – осуждающе взглянул Юраш на своего «блудного» сына.
– Еще как! Опять его каравелла в запретные территориальные воды зашла. Придется вам все-таки взяться за «высший аргумент пролетарского воспитания».
– Да поздно браться за него, товарищ комбат, – на ходу, запыхавшись, ответил Юраш, поднимаясь на причал.
– Почему же поздно? В самый раз, – все в той же шутливой манере парировал Гродов, однако, заметив, что волнение мичмана связано вовсе не с появлением здесь сына, запнулся на полуслове и после мимолетной паузы поинтересовался, что случилось.
9
Прототипом этого героя стал тринадцатилетний разведчик 412-й береговой батареи Одесской военно-морской базы Женя Проценко, сын сверхсрочника, старшины огневого взвода батареи Николая Проценко. Женя был зачислен юнгой отделения разведчиков батареи, в котором прославился своей храбростью во время рейдов по ближним тылам врага. После падения батареи вместе с отцом сражался в батальоне морской пехоты под командованием теперь уже бывшего командира батареи.