Я бы с радостью вылез через окно, как тот призывник, но за сорок прошедших лет на нём появились решётки. Значит, придётся ходить по квартире… Вот бы дома не было хозяев!..
Осторожно открыв дверь, я вышел с кухни. Попытался оглядеться в коридоре…
… И сразу столкнулся с какой-то противной старухой!
– Спасите-помогите! Террорист!!! – заголосила она тут же.
– Ты что, бабка, рехнулась? Какой я тебе террорист? – бросил я, приготовившись нокаутировать полоумную, чтобы спокойно уйти и не объясняться.
Тут внутри что-то ёкнуло.
– Ирина?! Это ты, что ль?
Бабка с удивлением посмотрела на меня. В её глазах мелькнул тот огонёк, из-за которого я к ней и приставал в той, прошлой жизни…
– А ты этот… как тебя звать-то?
– Серёга.
– Серёга… Тот хрен, что ко мне клеился когда-то. А потом напросился домой и внезапно исчез.
– Не забыла! – Я довольно улыбнулся.
– Да тебя уж не забудешь! – Бабка фыркнула. – Таких клоунов я больше не встречала ни до, ни после. Да ещё как вёл себя по-хамски…
– Ты, бабуля, тоже воспитанием сейчас не блещешь, – заметил я. – Зацени, кстати: ты старая, а я так и остался молодым! Неплохо, да? Хочешь узнать, как я так это сделал?
– Да насрать мне, – сказала Ирина. – Молодой и молодой. И хрен с тобой. Думаешь, что стоит этим хвастаться? Да как же! У вас, молодых, все мозги в Интернете! Знать ни черта не хотите, никого не уважаете! Тьфу на вас, наркоманы проклятые! Мы в вашем возрасте БАМ строили, трудились во благо родины… А вы на что способны? В телефоны свои пялиться?
– Ирина, какой ещё БАМ?! – Я расхохотался. – Да ты по диссидентским вечеринкам зависала и джинсы варила! Какой труд на благо родины?! Фарцовка, что ль, твоя? Кстати, продала мои одежки? Давай сюда выручку!
– У Чубайса попроси! – сказала бабка. – Накопления все сгорели в 90-е! Ограбили нас дерьмократы! Просрали страну – вот такие как ты вот!
– Как я?! Да ты рехнулась! Ты ж сама от Сахарова чёртова фанатела до Перестройки!
– Никогда я от него не фанатела! Мне твой Сахаров нахрен не сдался! Я с четырнадцати лет была в комсомоле! И в партию вступила бы, если б американцы не развалили всё!
– Блин, Ирина, ты сама всё и разваливала…
– Ничего я не разваливала! Я всегда была самым большим патриотом советской власти! Это такие, как ты, продались…
– Слушай, тебе же семидесяти нет еще, верно? И при этом ты уже в маразме.
– Сам ты в маразме, майдаун! Думаешь, не помню, как тебе при Андропове американцы джинсы передавали через агента? Тебя ещё тогда завербовали!
– Блин, да я это выдумал всё! Я тебе хотел понравиться, карга!
– Ага, рассказывай! Нет уж, друг ситный! Я ещё тогда и заподозрила, что ты из тех, кто Родиной торгует! А уж когда ты мне обёртку от «Сникерса» сунул поганого вашего…
– Да ты на неё смотрела во все глаза! Оторваться не могла! Гладила даже!
– Ну, рассказывай, конечно!.. Да я сразу поняла, что это дрянь! Мне и взглянуть-то на эту бумажку противно было!
Конечно, в мире Ирины прошло почти сорок лет, а не двадцать минут, как в моём, но то, что она так перевирает события, свидетелем которых был я сам, бесило жутко. Это, что, у неё старческое, что ли? Или врёт спецом? А может, издевается?
Впрочем, плевать. Я не стану с ней больше общаться.
– С меня хватит. Я пошёл отсюда.
– Давай, вали, пока милицию не вызвала! Скажи сперва только, где Ваня.
– Какой ещё Ваня?
– Да внук мой, понятное дело! Ему, вон, повестка пришла. Родину должен идти защищать. А он делся куда-то.
– За своими внуками сама следи, фарцовщица.
– Это была индивидуальная трудовая деятельность, – ответила бабка. – А фарцовкой я не занималась никогда. Я не такая.
– «Не такая»! Ну-ну, – фыркнул я. – До свиданья!
От входной двери было слышно, что в спальне работает телевизор. До меня донёсся голос Соловьёва. От него на душе стало как-то спокойно и по-домашнему.
23.
Я шёл по родному городу и наслаждался родной эпохой. Какое же знакомое всё, милое, своё! Вот менты узбека окружили, документы проверяют. Вот буква Zна всё здание. Вот реклама мобильных. Вот скидки в «Пятёрочке»: на этой неделе три ванночки «Доширака» по цене двух. Живи и радуйся! Я хотел даже зайти было за лакомствами, насладиться отсутствием очередей, но вдруг вспомнил, что денег-то нет современных: я ж вообще их в путешествие не взял с собой. Ладно, вот приду домой – отъемся. Там мать борщ, наверно, приготовила… Может, ей пенсию выдали, кстати. Куплю колбасы! Той самой, которой мне при Андропове не хватило.
Денег на проезд у меня не было, поэтому пришлось идти пешком – точно так же, как и тридцать девять лет назад, то есть, сегодня же, я шёл к Ирине. На клумбе, где я взял в тот раз цветы, теперь не водилось ничего, кроме сорняков. «Вот сволочи! – подумал машинально. – Всё повырвали! А какая была клумба замечательная раньше-то, при советской власти»…