И непонятным.
Потому как относиться к такому Снегирёва не знала: воспоминания о таких моментах … заботы (пожалуй, Марго могла расщедриться на такое слово) вносили тепло, и одновременно являлись какими-то чужими и заставляли насторожиться, ведь сознание каждый раз напоминало — своё место в иерархии Волков ещё не выбрал. Что, если он как Палочкин пойдёт под крыло Васюткина и станет тем, кто будет издеваться над ними?
«Разве?»
Память услужливо напомнила то, как Олег умудрился «подгадить» этой иерархии, и Марго вынужденно согласилась — так, как с Палочкиным уже не будет.
Олег взял её вещи с раздевалки и передал ей, хотя мог этого и не делать, и скорее Марго бы заболела, продолжив шлёпать до Батора в босоножках.
Олег вступился за чудика из пятой комнаты этажа — Сергея Разумовского, которому воспитанники объявляли бойкот, издевались и использовали только на контрольных и самостоятельных.
Олег разделял с Марго место в библиотеке, где оба решали задачки, делали домашнее задание и готовили всякое внеурочное. Пускай и пока за труды они не получали отметки выше «три» и «четыре», хотя по переписанной контрольной Алексеевна — старая грымза — им по четвёрке влепила. Достижение? Достижение! А на жирный минус можно и внимания не обращать.
Делать домашку с Олегом было проще — не скучно, не одиноко, и две головы лучше, чем одна. Однако было в нём то, что Марго смущало сильней, чем его интерес и отказ от выбора места в иерархии: его слова о чести и долге. Снегирёва знала, что такие слова в своём значении действовали только в книгах, мультфильмах или фильмах, показанных по пузатому телевизору, а в жизни такое уже давно мертво. «Живые» люди не способны ни на честь, ни на долг. Ведь если бы были способны, то не травили друг друга в школах, не убивали на улицах, не развязывали войны и… не сдавали бы детей в детдомы и не отказывались бы от них после первых дней от рождения.
Марго вдруг остановилась и вдохнула глубже. Затем, осмотрев свои потрескавшиеся бледные руки, которые едва покраснели от мороза, сунула их в карманы куртки. Изучив улицу, она продолжила шагать и оставила невесёлые мысли, только подытожила, что Олег Волков пускай и был странным, но дружить с ним было классно, даже кайфово.
«Хотя, может, и рано друг друга друзьями называть?» — вредничало подсознание, внося смуту. Марго не успела ответить. Впереди уже возвышались чёрные ворота батора, а за ними Марго первым делом заметила Олега — всё же успела перехватить до того, как он направился за ней, и они не разминулись!
Но, увидев, как Волков бросился в сторону, Марго в растерянности замерла и проводила его взглядом, уже подумав, что тот испугался её вида или ещё чего… Площадку огорошили крики, и Снегирёва увидела шестёрок — тогда её резко бросило в ледяной холод и ужас. Она уже зашла за ворота батора, повернулась в ту сторону, где скрылись жертва и преследователи, как, уцепившись краем глаза за смотрителя, директрису и двух незнакомцев, помедлила.
«И чем ты поможешь?» — выкинуло вопрос подсознание, и Марго встала как вкопанная. Она тяжело дышала, мрачнела сильней и сжимала руки в кулаки, пока внутри шла борьба — одна часть убеждала броситься следом и придумать план на ходу, когда как вторая закидывала первую воспоминаниями и вычитанным из книг.
И внезапно вторая часть начала дробиться: что-то более основательное подсказывало оставить Волкова наедине с обидчиками, ведь он сам накликал на себя беду, а значит, и сам должен разбираться, более того, когда издевались над Марго, никто не пришёл на помощь; но другое… настаивало, что в команде так не играют — и если даже такие, как Евсеенко решили проявить слабоумие, другие должны подхватить и закончить партию во имя общей цели команды.
Но была ли у них команда?
Могли ли они назвать друг друга друзьями?
Что вообще между ними происходило?
Марго сглотнула, чувствуя, как от невозможности дать ответы её начало трясти. А ещё от страха. Проще всего было забить и сделать вид, что не видела. Как делают все — Снегирёва посмотрела на не заметивших «ничего» директрису, смотрителя и незнакомцев с погонами, после глянула туда, где скрылись дети.
В сознании всплыли слова Олега и его поступки, следом общие воспоминания и больше разговоров. Марго, преодолевая ужас и панику, бившие её, отвернулась к зданию батора и быстро зашагала ко входу.
— Доброго дня, Ларис Иннокентьевна, — больше на уровне рефлекса кинула она приветствие, продолжая сражаться с внутренним.
И уже на пороге подумала: «Даже Гарри в одиночку на василиска не ходил», — а после отмела аналогию — этот как раз сунулся — и сравнила себя с Марой Джейд, которая, преодолев страх, ужас и ненависть, какие испытывала к джедаю Республики, заключила с ним альянс, чтобы спасти друга Каррде с плена имперских летающих гадов. «Значит, нужен альянс, — размышляла она, вспоминая лица ближайших знакомых, — а значит, нужен чудик…»
Вздохнув, Марго припомнила распорядок третьего потока, внеурочные занятия и яркой мыслью посреди хаоса всплыло единственное — Сергей Разумовский как-то ходил на шахматы. И секция эта временно из-за количества желающих проводилась у них в баторе. Директриса надеялась так социализировать детей, и Марго не могла точно сказать — получалось это или нет, зато отблагодарила её за то, что искать не придётся долго. Припомнив расположение кабинета, Снегирёва бросилась к лестнице…
<…>
— Хорошая партия, Сергей. Сегодня вы продержались дольше.
— Я так не думаю, Игорь Ларионович, — чуть менее бойко отозвался на похвалу другой голос.
Цепкий взгляд осмотрел стоявшие фигуры на доске и скользнул по тем, которые стояли за её пределами. Сергей, как и прежде, играл белыми, и факт того, что поверженных фигурок его цвета оказалось по итогу большинство, печалил. Более того — если бы среди них были только слабые пешки, но нет. Обнаружились там и кони, и ладьи, и даже ферзь… А вот на самой доске в большинстве оставались те самые «слабые пешки».
— Вы играли против учителя и продержались дольше, — настаивал Игорь Ларионович, сделав вдох.
Сергей уязвлённо посмотрел на него, почти исподлобья — почему-то фактор различия возраста, а, следовательно, и опыта не стал для него необходимой пилюлей, какая бы приукрасила одобрение. Игорь Ларионович по-доброму улыбнулся и осмотрел опустевший класс: многие покинули кабинет сразу, как только учитель объявил об окончании занятия, и только Сергей задержался, убедив его на ещё одну партию.
— Рассмотрим иначе. — Учитель снял с носа очки, осмотрел их и, нацепив обратно, продолжил:
— Как считаете, что стало ошибкой?
Сергей, поджав слегка губы, оглядел шахматную партию и, сцепив руки вместе, перебрал большими пальцами. Что-то внутри щёлкнуло на слова учителя, да появились опасные мысли, вроде тех, что, ютясь в сознании, убеждали в намеренном унижении. Но Разумовский отогнал их — Игорь Ларионович, свой и «разрешённый», всегда спрашивал и давал возможность подумать. Так ученики учились на собственных ошибках, а не потому, что им всё поясняли.
Пробежавшись по «куполам» белых пешек, Сергей оттянул уголки губ и предположил:
— Я не комбинировал стратегии, — припоминая ход партии, он чуть тише закончил:
— А ещё увлёкся завоеванием ваших фигур.
Голубой взгляд метнулся на учителя. Улыбка его подсказала — Сергей озвучил верно, но едва ли это помогло справиться с внутренней тревожностью: оная теперь ядовито переключила своё внимание на самого Разумовского, мол, разве он не мог заметить ещё тогда, что увлёкся поеданием чужих фигур?
— Верно, — отвлёк его от мыслей голос учителя. — Также приглядитесь к пешкам, Сергей.
— Зачем к ним приглядываться? — в непонимании и чересчур бойко даже для себя парировал Разумовский. — Они же слабые.
— Всё так. Куда сильнее у нас конь, ладья, офицеры, — учитель попеременно указал на оставшиеся фигуры на доске, и большинство из них были его цвета — чёрного, — и, конечно, венец силы — ферзь. — Палец пару раз стукнул по макушке чёрного ферзя, объявившего белому королю мат. — Но задача шахмат — объявить мат королю, и для его цели действуют все фигуры: от слабых пешек до самых сильных.