Прошло ещё несколько минут прежде, чем Разумовский начал постепенно «оживать». Очень медленно он поднялся, всё ещё пялясь в свои раскрытые руки, какие он только перестал сжимать. Волков провёл от плеча по спине до другого, подтолкнул друга к себе, и тот упал ему на плечо, где совсем прижался в поисках защиты и поддержки.
— Всё-ё-ё хорошо, — распевал Олег, обнимая также в ответ и слегка покачивая в объятиях, а также ловя себя на иронии — сначала одна со своими тайнами души, теперь Серый вдруг вздумал подумать, что кому-то там помешал.
Хотя кому? Вместе? Которые на то и Вместе, чтобы быть вместе.
Ироничность названия оправдывала себя и спустя четыре года.
Волков похлопывал друга по плечу и вскоре ушёл на распев какой популярной мелодии, услышанной у Игрока в баре — не колыбельная и успокоительная, конечно, но чем плох Кипелов со своей «Я свободен»? Вот и Олег подумал, что ничего плохого в песне нет. Он словил на себе улыбку от Марго. Подруга от неловкости перевела взгляд на вагон, заняла пост наблюдателя и ответственного по бдительности: пускай и электричка была полупустой, это не означало, что заходящие и блуждающие по вагонам забортовые не несли в себе потенциальной угрозы.
Сергей в объятиях вскоре перестал трястись, а когда Олег ушёл на распев предпоследнего куплета, так и вовсе хмыкнул. Волков тут же затих.
— Я не думаю, что Кипелов — то, чем успокаивают, — прогундосил Разумовский с характерной обретённой язвинкой.
— Ты ж успокоился, хотя если не нравится, могу спеть Раммов, — в тон ему парировал Олег, пожав плечами. — Только тогда не жалуйся на мой поганый немецкий и его произношение. Даже Алла Ивановна до сих пор кривится, что жутко становится.
Сергей хохотнул — хороший знак! Затем завозился и расположился так, чтобы вскинуть голову и оказаться с другом почти нос к носу. Красное от переживаний лицо украсила язвительная улыбка, заплаканные глаза просветлели, и Олег не нашёл чем вовремя парировать на смех, только переместил руку на его висок, где убрал выбившиеся из хвоста грязные и полные чердачной пыли волосы. Что-то в груди потеплело, язвить словно перехотелось, и Волков был не уверен, что появившиеся новые красные пятна были связаны с недавней истерикой. Ведь и его щёки слегка потеплели.
Сбоку кашлянула Марго, и оба отсели чуть в сторону. Олег хмыкнул, склонился, чтобы взять рюкзак, и мельком осмотрел Сергея — друг сидел рядом, преисполненный будто бы неловкостью, и избегал смотреть на него.
— Кушать хочется, — донеслось рядом.
Олег хохотнул — сладкое сладким от психолога, но все трое точно не ели ничего либо с утра, либо с обеда.
— Немудрено. Сейчас устроим, — потянув к себе на колени рюкзак, Волков закопался в него, приметив, как Разумовский распустил хвост и начал заплетать волосы по-новой.
Достав изнутри свёрток, Олег протянул его Сергею, на который друг удивлённо уставился с зажатой в зубах резинкой. Разумовский отмер, но сначала завязал прилизанный и почти идеальный в таких условиях хвост и после взял протянутую еду.
— Вам купил. Холодная правда, — обозначил Олег, достал себе и посмотрел на Марго.
Подруга клонилась, упирая локти в колени, и что-то ковыряла в полу носком ботинка. Выглядела она растрёпано и устало, да и слишком уж тихо вела себя, отчего Олег подумал на что-то неладное.
— Марго? — позвал он.
Подруга замерла, сжала руки и глянула на него исподлобья. Волков покачал свёртком, на что Снегирёва кивнула и полезла за своим в рюкзак. Также молча. «Странно», — выдохнул он, подмечая абсолютное усталое спокойствие, с каким подруга принялась сражаться со свёртком с едой. Покосившись на улыбчивого Сергея — друг уже разобрался с бумажной обёрткой и поедал холодную шаверму с отчаянным удовольствием —, Олег занялся своей, приметливо продолжая наблюдать за подругой.
Она сидела молча, также ковыряла носком сапога застывшую на полу жвачку, и даже когда Олег с Сергеем вяло разговорились — не проявила внимание и интереса к разговору. Сидела себе пришибленно тихо, медленно поглощая шаверму, причём также «не по-своему»: обычно подруга быстро разбиралась с едой, как делали все воспитанники батора, а сейчас будто бы тянула.
На подъезде к первой остановке электрички странность в поведении заметил и Сергей, там оба и стали, переглянувшись, присматривать за подругой. Она, конечно, внимание приметила, покосилась на них и вяло улыбнулась, будто отмахивалась.
— Всё хорошо? — с заботой в голосе поинтересовался Олег.
— Да, — устало моргнув, Марго качнула головой, напомнив тем больше «игрушечного болванчика» — уж больно медленным вышло движение.
— О чём думаешь? — осторожно спросил Сергей, и Марго потупила взгляд обратно на так и не отодранную ею жвачку.
Не ответила и замолчала. Причём надолго. За это время и электричка отъехала от следующей станции, и оба Вместе доели свою шаверму. Олег не торопил и пригвоздил взглядом Сергея не делать этого. Марго заговорила сама также тихо, что её едва было слышно за стуком колёс:
— Об удочерении.
Олег набрал в грудь побольше воздуха. Понятно теперь её поведение: больная и тяжёлая тема. На вдохе Марго разогнулась, обхватила двумя руками свой свёрток с едой, потерявший половину от длины, и внимательно посмотрела сначала на Олега, потом на Сергея.
— Я думаю, стоит … принять предложение, — также тихо шепнула она.
Сергей с коротким выдохом улыбнулся. Олега же встревожили глаза подруги — слишком тёмные для её обычно светлых, были на мокром месте, да и голос её не понравился. Дрожал.
— Так будет лучше для всех. — Марго откусила ещё немного, желая скорее занять чем-то свой рот и не говорить.
Олег же проявил упорство и, несмотря на испытываемую радость и облегчение Сергея, спросил:
— Уверена?
Марго приметливо изучила его, прожевала и кивнула, после перевела взгляд в окно, подсев к нему ближе. Говорить очевидно она не хотела, вот только и Сергея было поздно останавливать. Разумовский прямо-таки загорелся тем, что подруга приняла его сторону в споре, а потому рядом посыпались разные фразы, в которых он часто упоминал, что она не пожалеет, что они будут помнить и что всё обязательно будет хорошо.
Олега это порадовало и не только, потому что Серый отвлёкся от своей паники, но и за Марго. Семья для детдомовца — это всегда шанс на лучшую и нормальную жизнь, особенно если это обеспечивает человек, который так долго присматривался к воспитаннику. Как было у Марьи Марфовны и Марго. Тем более, в таком возрасте уже мизерный шанс обрести семью — все хотели маленьких и никому не нужны были неугомонные и уже почти сформированные подростки.
Но было в этом кое-что, отчего Волков не мог успокоиться и расслабиться так, как сейчас отвлёкся Разумовский. На душе было неспокойно, словно обострилось чутьё, подсказывая, что крылось за этим решением нечто другое, тёмное и не озвученное.
Олег присмотрелся к подруге. Марго вяло реагировала на слова Сергея, редко кивала и больше пялилась в окно. Тихая. Слишком тихая. И даже когда Разумовский очевидно нарушал границы, Снегирёва смолчала, хотя всегда другу тут же прилетало что бойкое. «Может, потому что день такой?» — подсказала рациональная часть, напомнив за приключения, какие выпали на четвёртое февраля.
Резонно.
Да и скорее озвучить такое при Сергее, с которым она поругалась утром на эту тему, далось ей также непросто, как и само решение об удочерении. «В любом случае, — Олег смял обёртку, кинул её в боковник рюкзака и принялся облизывать пальцы, на которых осталось чуть соуса, — мы всегда останемся Вместе, и если что будет, так расскажет…»
Правда — как показал сегодняшний день — она такая: рано или поздно становиться явью. И исключений не бывало. Главное, чтобы не было поздно.
<…>
Тем временем в городе Санкт-Петербург, вступившем в ночную жизнь, уставший сотрудник правоохранительных органов, наконец, достиг своего старого-старого жилья. В него Громы перебрались, когда умер тесть, чтобы жена могла досмотреть пожилую мать, да и любила она эту старую квартиру, в особенности окно, с которого открывался вид на крыши Петербурга.