Шурочка её услышала, залилась краской и выдохнула:
— Маргарита Васильевна!
Маргарита Васильевна только хмыкнула — ну что ж такое. Шурочка уже как полгода её сопровождает, но всё ещё не привыкла к такому почти безобидному и наполовину правдивому юмору. «Привыкнет», — рассудила адвокат, продолжая цепляться взглядом за удаляющуюся компанию.
— Знаешь, Шурочка, — затянула Леонова голосом, каким делились только самыми сокровенными тайнами на кухне в тёплый летний вечер и тихо-тихо. Шурочка моментально напряглась, косонула на начальницу и прижала к себе дипломат.
— Что, Маргарита Васильевна? — тише обычного просипела помощница.
Адвокат дождалась, пока образ безопасника совсем скроется из виду, затем серьёзным тоном, но тихо проговорила:
— Я бы с таким… — глубокий мечтательный вдох. — Повторила бы некоторые статьи восемнадцатой главы уголовного. Нет, только сто тридцать пятую… — Выдох. — Жаль, что занят, — совершенно расстроенно. Маргарита Васильевна приметила, как у проходной суда замер сотрудник безопасности адвокатской фирмы. Оба столкнулись взглядами, и, попивая кофе, адвокат направилась к нему.
Теперь можно было спускаться с парадной, почти не опасаясь журналистов.
Шурочка сообразила не сразу, что начальница отошла. Живое воображение помощницы тут же нарисовало эдакую картинку с меткой «от врагов к любовникам», там уж и вспыхнули краской смущения уши от податливого воображения, а пытливое сознание юриста так некстати напомнило, что восемнадцатая глава Уголовного кодекса — это «Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности», а непосредственно сто тридцать пятая статья — это «Развратные действия».
Ой, мамочки.
Маргарита Васильевна в своих мечтах была проще: мечтала только об удобной одежде и домашних пушистых тапочках, а ещё о душистой ванне с чем-то вредным на ужин. «Может, и правду стоит чего заказать», — выдохнула она, припоминая любимые рестораны и забегаловки, затем выкинула стакан из-под кофе у пункта досмотра, кивнула охраннику и обратилась вниманием к поджидавшему сотруднику безопасности.
К тому моменту Шурочка начальницу таки догнала, протиснулась через турникет и пискнула:
— Маргарита Васильевна, это же против несовершеннолетних…
— Потому и сказала — повторила, — добросердечно отозвалась Леонова, — устно, а не практиковала.
Адвокат оглянулась на помощницу, чей сервер стремительно погружался вместе со вспотевшими очками. Теперь смущение её заменилось на стыд. «Понятно», — хмыкнула Леонова, поворачиваясь к пожилому сотруднику. Впрочем, и без уголовного кодекса, и воображения помощницы слухи по судам ходили… всякого разного деликатного характера.
— Доброго вам, Артемис, — поприветствовала Маргарита Васильевна сотрудника службы безопасности, который с уставной улыбкой кивнул:
— Госпожа Леонова. — Он протянул ей белую шляпу с широкими полями, которую адвокат взяла с грустной улыбкой и понуростью.
— Белый, — пробормотала она, проводя пальцами по мягкой бархатной ткани. — Почему белый, Артемис?
— Потому что единственная цветовая гамма к вашему наряду — это белый или чёрный, — спокойно проговорил подчинённый. — Учитывая поглощение чёрным солнца и ваши особенности, я остановился на белом, пускай и это сильно сливает с вашей внешностью.
— Ладно, я просто пошутила.
Леонова отмерла и надела шляпу, поправив её, затем запахнула чёрный пиджак, чтобы максимально предотвратить попадание солнца на чувствительную кожу. Обычно пасмурная погода в Москве в этом году решила ближе летом устроить солнечный марафон — и когда как одним только в радость, для других это обращалось в кошмар. Особенно, когда дела рассматривались в залах суда, лишённых кондиционеров.
Шурочка также сервер рядом прогрузила, но встревать в разговор не стала.
— Готовы? — улыбнулся Артемис.
— Как и раньше, Артемис, — Леонова сделала вдох, посмотрела на чуть рассосавшуюся кучу журналюг и обернулась к Шурочке:
— Держись рядом.
Помощница кивнула — уж этот марафон ей был более чем знаком.
Стоило представителям защиты покинуть здание суда, как журналисты слетели как коршуны. Просили дать комментарии, заваливали вопросами о стратегии защиты и пытались вывести из себя вопросами об откатах и сумме, какую клиент заплатил адвокатской конторе.
Всё в топку.
Маргарита Васильевна лишь улыбалась, поглядывала за Шурочкой и предоставила Артемису исполнять свою работу, а там оба оказались у подготовленной сотрудником машины, и в ней журналисты перестали существовать. Артемис убедился, что дамы расположились сзади, следом протиснулся к водительскому и спустя пару минут вёл иномарку по проспекту к головному отделению адвокатской конторы Леоновых.
Глава этой конторы скинула с ног каблуки, расположила стопы под передним сиденьем и, сдёрнув шляпу, какую кинула назад, довольствовалась лаской включенного Артемисом кондиционера. Маргарита Васильевна также ослабила и пиджак, чтобы дышалось легче, и внимательно посмотрела на сидящую у другого окна Шурочку — помощница старательно отводила взгляд в окно да сжимала руками дипломат слишком крепко.
— Что такое? — добродушно спросила адвокат, приметила, как та дрогнула, и рвано глянула в ответ. — Вижу, что есть, что спросить. Спрашивай.
Шурочка вздохнула — всё-таки что-то было. Немного неловко заёрзав под ремнём безопасности, она отвернулась от окна и посмотрела на начальницу, а там спустя ещё несколько секунд молчания уточнила:
— Что это было всё-таки? Между вами и безопасником?
Маргарита Васильевна дёрнула уголками губ, следом уточнила:
— Конкретнее.
— Ваше… — Шурочка замялась. — Общение. Оно какое-то странное, короткое, ощущение, будто я что-то не заметила.
Адвокат улыбнулась уже более тепло от осознания, что помощница заметила — значит, надежда-таки на обретение компетенций была и не всё потеряно.
— Перевести?
— Это ещё и переводится? — удивилась Шурочка.
— Конечно. Видишь ли, — адвокат вздохнула и, подсобрав ноги, повернулась к помощнице, оправляя также ремень безопасности, — мы не можем открыто противостоять друг другу — это делается только на заседаниях и по своим правилам, а вне зала также существуют свои.
— То есть подтекст? — предположила помощница.
— Всё верно. — Маргарита Васильевна скользнула по доверчивому лицу помощницы, припомнила разговор с безопасником и с улыбкой продолжила:
— Исход дела на суде не всегда зависит от того, как и что ты будешь вести. Иногда к этому подтягиваются и множество иных переменных…
— Данные следователя, — предположила восхищённо Шурочка.
— Да, как легальный канал, — подтвердила Маргарита Васильевна, и помощница притихла, будто начальница сейчас раскроет ей тайну «семи морей», — есть ещё много личностных характеристик, которые прямо влияют на ход. Это может быть заинтересованность следователя, коль мы его упомянули, могут быть предпочтения судьи — иногда некоторые слишком недооценивают то, что скрывается за личностью судьи.
Маргарита Васильевна помедлила, решив собрать мысли в кучу — те разбегались от усталости, язык всё-таки натурально заплетался: всё заседание провести на болтологии доказательств против прокурора, убеждения судьи, а теперь и попытка пояснить доходчиво за «заседательные игры» между сторонами защиты и обвинения.
— Не совсем понимаю, — пробормотала Шурочка, — но причём тут культурный пласт судьи?
«О, культурный пласт, точно», — подметила адвокат, утвердив, что так звучало лучше.
— Помнишь дело в Питере? — Она положила голову на спинку.
— Которое Павлецкий вёл?
— Да. То, которое серьёзно репутацию филиала в Питере подпортило. Там судья был коренным питерцем, а наш — московский. Вот и проиграли дело из-за названия бордюров — бордюрами, а не поребриками.
Шурочка усомнилась, нахмурилась, на что Маргарита Васильевна улыбнулась. Думала помощница над данными недолго, потому вскоре тихо просипела:
— Я думала Павлецкий проиграл его из-за недостатка доказательств.
— И это тоже, — дипломатично отозвалась адвокат. — Но решение принимает судья на территории города, который является его любимым. Система всегда субъективна и порой роль играет даже то, как ты называешь те же бордюры. — Маргарита Васильевна хмыкнула — звучало и правда бредово, но подтверждено практикой. — Запомни, никому не нравится, когда трогают его личность и то, что ему дорого — допустим, культурные особенности города, где вырос судья, — она повернулась, посмотрела в окно на мелькающие дома и перевела дыхание, — а пытаться доказать что-то тому, от решения которого зависит исход дела и репутация — это не профессионально. А что до Стрелкова…