— У нас каждый день делают… а я не ем! — буркнул Войтек.
— Но у нас ты ел!
— То у вас!
Маргоська мигом натерла всю картошку. Достав чистую тряпку, она накинула ее на пустую миску, а рядом поставила другую. Затем отжала картофельное тесто, слила с него жидкость и в тряпке размяла над миской. Застывший на дне белый крахмальный осадок она тоже положила в тесто, помесила и пошла с миской к печке. В горшке уже кипела вода; Маргоська придвинула его, отлила немножко воды и стала бросать в кипяток скатанные в ладонях комочки… Войтек придвинулся и с любопытством следил вместе с Зоськой за быстрыми движениями матери.
А она, готовя клецки, продолжала думать о сыне.
— И не видно его… так поздно. Уж не стряслось ли с ним что — сохрани бог! В эту пору он всегда приходит… Зося, подкинь-ка хворосту в огонь! Ночь темная — хоть глаз выколи… а он с топором… Не оступился ли где, не сорвался ли… Сохрани матерь божья, чудотворица!.. Зоська, не суй руки в печку, обожжешься!..
В эту минуту что-то загремело в сенях.
— Идет, идет! Слава богу.
Она отставила миску в сторону, подвинула горшок ближе к огню и села в угол на лавку.
В хату вошел стройный, как тростинка, паренек.
— Есть что к ужину? — спросил он, едва переступив порог.
— Есть, есть! — отвечала обрадованная мать. — Только тебя заждались…
— Что ж вы хотите, я не гулял!
— Знаю, сынок, знаю, да все боязно мне за тебя.
— Нечего бояться!
— Не говори так, Юзусь, а моли господа бога, чтобы не оставил тебя своей милостью.
Юзек поставил чекан[7] в угол и сел на лавку. Мать сцеживала клецки над ведром. Зоська и Войтек с обеих сторон встали возле Юзка. Они не видели его весь день, и оба соскучились по нем.
— Я тебе кое-что скажу, — тихонько проговорила Зоська.
— Ну?
— К ужину будут клецки!.. — шепнула она на ухо.
— Вот это так!
— Ну, что ты видал? — начал разговор Войтек.
— Таких, как ты, бездельников.
— Где?
— Везде их хватает. Скрипку принес?
— Нет.
— Чего так?
— Не успел я ее захватить, как отец за мной погнался.
— Погнался?
— А как же! Каждый день приходится ему за мной бегать.
Мать высыпала клецки в миску и подлила в них молока.
— Идите, садитесь! — позвала она, доставая ложки с полки..
Все задвигались. Зоська подбежала первая. Юзек перекрестился и уселся с краю. Один Войтек не садился.
— Иди и ты, Войтусь! Чего ты пятишься?
— Ешьте!.. Я не буду…
— Видали! Голодный ляжешь спать? — прикрикнула на него Маргоська. — Садись сейчас же!..
Войтек послушался, не заставляя себя долго упрашивать. Несколько минут все ели молча. Мать с любовью смотрела на Юзка.
— Устал?
— Еще бы! Вы как думаете? С утра ведь…
— Ну, — как тебе сегодня работалось?
— Да так, ничего… Ездили мы на Трубач, на самую верхушку. Дорога плохая, не дай бог!..
— Скоро свезут?
— К зиме; уже немного осталось…
— Вконец оголили горы.
— Что делать? Так графы хозяйничают.
— Боже мой!
— Сухого прутика не останется — все оберут…
— Топить будет нечем…
— Кто об этом думает!
— И поблизости нет нигде… На подстилку и то не соберешь. Я все тревожусь: что буду зимой подстилать козам. Пошла я было на лесопильню; возьму хоть, думаю, опилок…
— И чего вы туда ходите? — буркнул Юзек.
— Да ты слушай… Наберу, думаю, в холстинку: будет, когда понадобится, хоть на раз подкинуть… Какое там! Не пустил он меня на лесопильню…
— Кто?
— Старый Хыба, то есть Войтков отец…
— И не дал?
— Конечно, не дал. Изругал меня, облаял, так и ушла я ни с чем…
— Вот старый волк! — проворчал Юзек и положил ложку.
— Поешь еще!
— Неохота… Только напрасно он забывает, что все до поры до времени сходит с рук! Мошенник, старый леший!..
— Вот, вот… Сказал, что выгонит нас, что…
— Уж очень он разошелся! И на него придет еще черед, хоть он и богач!
Опрокинув табуретку, Юзек встал из-за стола и тяжело опустился на лавку у окна.
— А ты, Войтусь, отцу не пересказывай, что мы тут про него говорим… — спохватилась Маргоська.
— Не бойтесь! — важно ответил мальчик. — Да хоть бы я и сказал, он не поверит.
— Ты чего же не ешь?
— Не хочу… Опять мне спать не даст…
— Что?
— А меня, чуть я побольше поем на ночь, все что-то душит во сне.
— Богач проклятый! Скряга! — бормотал Юзек у окна.
Мать вымыла ложки в миске и помои выплеснула в ведро.