— Ну, пора спать. Ты, Войтусь, где ляжешь?
— Я? Да где попало.
— Оставайся у нас. Ляжешь с Юзком или с Зоськой. А не хочешь, на лавке тебе постелю, вот и выспишься.
— Нет, крестная! Пойду я, залезу в сарай за током. Утром меня нескоро найдут, я и высплюсь…
Говоря это, он обнял «крестную» и убежал.
— Завтра приду со скрипкой! — крикнул он из сеней.
— Приходи! — выбежала за ним Зоська. — Смотри не забудь!
— Не забуду! — донеслось с ручья.
— Зоська, прочитай молитву, и ложись, — позвала ее мать. — А ты, Юзусь, разувайся, пора уже…
— Завтра праздник, — сказал Юзек.
— В костел надо итти.
— А кто пойдет?
— Ступай ты к обедне… Я бы пошла, да мне не в чем…
— Я пойду, я! — просила Зося.
— Ты читай молитву! Слышишь?
Через минуту все трое спали как убитые.
Наутро позавтракали чем бог послал и после долгих споров порешили на том, что сказала мать.
Зоська погнала коз в молочай, матери нечего было надеть, и она осталась дома, а Юзек собирался к обедне.
— Поторапливайся, время бежит, — подгоняла мать. — Грех опоздать на проповедь в костеле.
Юзек обул керпцы, натянул белые суконные штаны.
— Дайте мне рубашку!
Мать сняла с колышка чисто выстиранную, выкатанную вальком сорочку и подала ее сыну. Поверх нее Юзек надел белую безрукавку и накинул на плечи хазуку[8].
— Ну, я пойду!
— Не задерживайся по дороге и не сиди там долго… да помолись и за меня! — прибавила мать, когда Юзек выходил из сеней.
Перемыв после завтрака миски, Маргоська подмела глиняный пол и села у окна. Долго она сидела, погрузившись в тихое раздумье, пока не стало ее клонить ко сну. Она поднялась, взяла четки и вышла из хаты. Тут она уселась на высоком пороге, обернувшись лицом к воде. Потом перекрестилась и зашептала первую молитву. Шептала наизусть, за первой вторую и третью, а мысли — самые разные — проносились у нее в голове. Видит она: люди идут вниз, за ручей… к обедне идут, ближние и дальние, идут со всех сторон… Пошла бы и она с ними помолиться пречистой деве… Да ничего не поделаешь. Нечего ей надеть… нечего… а в лохмотьях зазорно предстать перед господом богом, да и грех это немалый… Иисус Христос, может, и простил бы ее, не отверг, а вот люди — с ними-то хуже, куда хуже… Пойдут шушуканья, смешки…
— Богородица дево, радуйся… — громче повторяет она, чтобы развеять нахлынувшие мысли.
Все уже спустились в долину, и не видно ни живой души… Даже голосов уже не слышно, такая тишь!.. Только вода журчит по камням, пенится и шумит… Не отдохнет, не затихнет, а все бурлит, бурлит…
«И откуда ее столько набралось? — думает Маргоська. — И день, и ночь — все бегут… волна за волной… безустали… Текут себе в море по низинам… Боже мой! И как это ты дивно устроил!.. Такой громадный мир! И столько чудес в этом мире…»
— Во имя отца и сына… — крестится она чуть ли не в десятый раз, стараясь отогнать непрошенные мысли.
Но они сами налетают, словно рой шмелей. Она читает молитву за молитвой… перебирает четки, а перед ней журчит вода в ручье… Шум доносится до нее, убаюкивает, путает молитву, нарастает и теряется вдали… и все шумит вокруг… и все несутся волны как одержимые…
«Боже мой, — думает Маргоська. — Течет вода в море, течет… И уходит жизнь, уходит… А время летит — день за днем, год за годом… не остановишь его»…
Она уснула, отсчитывая последние четки.
Тем временем Юзек подошел к костелу. Уже звонили к обедне, когда он поравнялся с фабрикой. Он не стал дожидаться выплаты и пошел: боялся пропустить проповедь… И все-таки опоздал; проповедь кончалась, когда он вошел за ограду костела.
Народу собралось тьма, как всегда в погожие дни. Маленький деревянный костел не мог вместить всех — конинчан, порембян и множество других поселян. Они толпой осаждали костел, и ксендзу пришлось говорить проповедь во дворе — такая была в костеле жара и страшная духота…
Юзек не стал проталкиваться вперед и остановился у калитки. Ксендз говорил внятно и громко, так что слышно было и здесь. Случайно против Юзка оказался старый Хыба… Но что тут делать? Куда отойдешь в такой тесноте?..
«Пускай уж стоит, бог с ним. Я тут ссору затевать не стану…» — сдерживая раздражение, думал Юзек, слушая проповедь.
— Итак, возлюбленные мои, — говорил ксендз, толкуя прочитанное евангелие о богаче и бедном Лазаре, — итак, возлюбленные мои братья и сестры во Христе! Притча эта поучает нас обхождению с бедными и сирыми. У кого больше достаток, тот должен делиться им с бедняком…
8