Наконец молодая кума запеленала ребенка, причем кум ей все время мешал. Собираясь уходить, они остановились в дверях. Козера — к ним.
— Как же его звать-то будут? — спросила кума.
— Собусь, Собусь! — закричала Ганка.
— Пускай будет Томусь! — приказал старик. — Христианское имя… Слышите?
— Воля божья и ваша, — донеслось из сеней.
Через минуту крестные уже были в поле.
— И вы идете? — робко спросила Ганка.
— Надо итти! — ответил старик. — Они, пожалуй, и не окрестят ребенка как следует быть…
— Уж вы окрестите! — огрызнулась Ганка.
— А ты лежи да слушайся! Не твоя это забота! — и он пошел вслед за кумом и кумой — присмотреть, чтоб хорошенько там окрестили…
Как они разминулись — неизвестно, но только крестные отправились в костел, а Козера остался в корчме у дороги.
— На обратном пути они здесь пройдут, — рассуждал он, — вот я и перехвачу их, да и обувь зря не буду рвать… Пожалуй, и дома не изорвешь, а лучше я их тут дождусь… Охота мне знать, как они его окрестили… По-моему вышло или по ее?
Он коротал время, как мог, прополаскивая горло. Насилу их дождался. Был уже полдень, когда они пришли.
— Томусь! Томусь! — закричала кума в дверях.
— А что! Не по-моему вышло? Вот Ганка озлится! Садитесь-ка со мной.
Кум положил ребенка на перину, кума укрыла его платком — и все уселись.
А Козера про себя благодарил бога за то, что привел он его сподобиться такого праздника.
— Кабы это хоть раз в год! Боже мой! Напьешься — и никаких тебе угрызений совести… Но приходится мириться!.. — проговорил он вслух. — Такая на меня напасть…
— Э, да не болтайте вы! — ответила кума. — Мыто не люди, что ли? И у нас смолоду всякое случалось, да… что тут будешь делать?
— И то! — поддакнул кум.
— Ваше здоровье!
— Дай бог расти ему да крепнуть!
— Еще вы порадуетесь на внука…
— Го-го-го!
— Пейте, кум!
— Не потчуйте…
— Уж я такой. Когда есть с кем — выпью.
— Ваше здоровье!
— Дай вам бог!
— Так бы я тут и сидел — и день, и два дня… ничуть меня в хату не тянет.
— Милые вы мои!
И пошли потчевать друг друга от всего сердца, да так и просидели весь день до поздней ночи…
Зысель уже запирал корчму, когда кума сморилась и совсем разомлела. Повалилась она на лавку за стойкой, да там и уснула.
Упрямый кум под конец рассорился с Козерой и объявил во всеуслышание, что идет прямо домой. Он поднялся из-за стола и пошел, но никак не мог попасть в дверь. Покружился, покружился по хате, качнулся в угол — и там остался.
Козера подпер голову кулаками и задремал. Но ребенок попискивал и поминутно его будил. Наконец старик очнулся.
— Ну, надо итти домой! Ничего я тут не высижу…
В эту пору Козера обычно уходил. Он не спеша собрался, поискал шляпу, накинул на плечи хазуку. Теперь — ребенок… С ним что делать? Но он недолго раздумывал.
— Свянешь ты тут до утра… Пойдем-ка в хату! — пробормотал он, поднимая внука. — И как я тебя понесу?..
Вдруг ему пришел в голову необыкновенный замысел. Старик даже засмеялся — так он понравился ему…
— Постой-ка… засуну я тебя в рукав… Там тебе будет хорошо, тепленько, как в печке… Вот увидишь!..
Козера застегнул рукав внизу, поднял руку и втиснул в рукав запеленутого ребенка.
— Понесу тебя, как куколку с ярмарки… А Ганка-то удивится! Ну, пойдем, уже поздно…
Он открыл дверь — на дворе было темно, туман, ни зги не видно…
Козера перекрестился и двинулся наощупь; шаркая ногами, он разыскал тропинку и зашагал прямо к проезжей дороге — на Конинки…
— Да где ж это большак? — брюзжал он. — Я к нему, а он из-под ног у меня удирает… Думаешь, я просить тебя стану, чтоб ты меня подождал? Как бы не так! Козера пьяница, Козера прохвост, но дороге он не будет кланяться…
И он пошел напрямик, по колено проваливаясь в снег. Старик готов был поклясться, что идет правильно, что чутье приведет его домой… Всю дорогу он разговаривал с ребенком, а не будь ребенка, затеял бы, как всегда, спор с самим собой.
— Идем мы себе и идем, — бормотал он, — прямехонько домой, как следует быть… Зачем нам делать крюк, раз его можно срезать?.. Верно, Томусь? Ну, как тебе там, в рукаве, тепленько, а? Видишь? Помни, какой у тебя дед! Слушайся его! И почитай! Другого такого не найдешь, хоть бы ты десять раз народился… Запомни! Почитай его, почитай! И не забывай до самой смерти… Вот вырастешь, тогда поймешь! Я тебе наперед говорю… Справлю тебе хазуку — заглядение, всю как есть расшитую… а? Ну, и порточки, а как же! Такой будешь парень — го-го!