Иден начинала понимать:
— А Садори не знал, что ты отсрочила взрыв. И поэтому вернулся.
— Он подорвал свою собственную бомбу. — На лице Сейн не отражалось никаких эмоций.
Иден не находила слов. Редко когда она чувствовала себя такой беспомощной.
— Это идет вразрез с тем, что было приказано. Хотя я не могу сказать, что сожалею о спасении студентов.
Сейн поджала губы и вдруг, к ужасу Иден, спрятала лицо в ладонях.
Версио вздрогнула от недоброго предчувствия.
Впервые за все время она заподозрила, что Марана не готова к такой работе. Остальные члены отряда имели за плечами реальный боевой опыт. Сейн же сидела в темном кабинете, глядя на мониторы, слушая одновременно множество разговоров, которые велись на множестве языков, и изучая разные досье. Боевые действия она знала в основном по тренажерам. Ей никогда не приходилось принимать непростое решение. Например, спасти четыреста студентов или смотреть, как тот, кого ты знаешь — а может, даже к кому неравнодушна, — убегает от тебя, чтобы взорваться.
А ведь она сама и приказала Сейн изображать влюбленность в Садори.
— Он меня поцеловал, — выпалила разведчица. Иден снова вздрогнула от шока, похожего на эмоциональное почвотрясение. — Перед тем, как броситься обратно. Я пыталась его остановить, но он был просто... быстрее... Я никогда не забуду эту картину, — очень тихо, почти шепотом проговорила девушка.
Иден стиснула зубы, пытаясь найти какую-то точку соприкосновения.
— Мы все кое-что знаем о таких ситуациях, — ласково проговорила она.
Сейн вскинула голову. В ее глазах все еще стояли слезы, но лицо исказилось от гнева.
— Ничего вы не знаете.
— Сейн, я ведь...
— Мне безразлично, что пережила ты и что пережили остальные. Вы — это не я.
Иден попробовала еще раз:
— Сейн, я...
Разведчица отмахнулась:
— Замолчи. Просто замолчи. Ты, Дел, Гидеон — вы со временем забываете то, что видели. Не всё. Но время смягчает впечатления, они теряют свою силу. Вы забываете отдельные детали. Но я не забуду. Не смогу.
Иден вдруг накрыло ужасом и чувством сострадания: она поняла, что хотела сказать девушка.
Сейн обладала эйдетической памятью.
Если Иден, Хаск или Дел в своей жизни переживали какое-то ужасное событие, ощущения со временем тускнели — по крайней мере, отчасти. Сейн — иной случай. Всякий раз, когда она будет думать о событиях этого дня, они будут проноситься у нее перед глазами — не в тумане далеких воспоминаний, а так, словно она видит их снова. И все из-за сделанного ею выбора.
— Ох, Сейн, — сказала Иден. — Мне так жаль.
Ей действительно было жаль девушку, но поделать она ничего не могла. Сейн была обречена нести эту ношу одна.
Они продолжали молча стоять, закатный свет и свечение лишайников окрашивали их лица в серебристые, серовато-белые оттенки. Иден смотрела на свою коллегу — на свою подругу, — и перед ее мысленным взором вставало доброе серое лицо Садори.
Они стояли так очень долго.
ГЛАВА 24
Когда Сейн и Иден вернулись, Халил ждала их. Воительница-каги лишь кивнула в сторону Иден, но к Сейн подошла и ласково положила руку ей на плечо.
— Ты, наверное, не голодна, — сказала женщина, — но мы приготовили кушанье. Любимое блюдо Садори — во всяком случае, нечто похожее. Посидишь с нами?
— Спасибо, — глухо отозвалась Сейн. — Почту за честь.
Иден посмотрела им вслед.
«Никто не ожидал, что будет так трудно, — подумала она. — Мы собирались отыскать источник и убраться отсюда. Но за все это время не продвинулись ни на йоту».
Подошел Наставник.
— Большинство из нас уже видели смерть в бою, — произнес он. — Теряли друзей, Сейн — нет. Но она справится. Она сильная.
«Отыскать источник и убраться отсюда».
Иден повернулась к Наставнику и кивнула;
— Надеюсь.
— Вушаны пригласили ее принять участие в шунрай — похоронной трапезе, — сказал он. — В память о мертвом каги готовят его любимую еду и ставят тарелку, чтобы его дух откушал вместе с ними.
— Некоторые любят еду, которую я бы ни за что не стала есть, — попробовала пошутить Иден.
Наставник хмыкнул:
— Это верно. Меня однажды пригласили на обед, где еда, которая не извивалась во рту, считалась недостаточно свежей.
— А где это было? — поинтересовалась Иден.
Наставник отмахнулся.
— Далеко отсюда, — только и сказал он.
— Далеко — это где угодно.
Он снова хмыкнул и направился к выходу.