Тара прошла мимо приземистых серо-стальных строений. Несмотря на отсутствие вывесок, она хорошо знала, что там: общественные бани, хоспис, кафе. Девушка спустилась в пещеру по короткой лестнице, вырезанной в камне, к двери без надписи. Сняв кожаный рюкзак, висевший через плечо, она вошла внутрь. Ее глаза медленно привыкали к тусклому освещению кантины. Внутри было не больше десятка посетителей разных рас — почти все мужчины и почти все в возрасте. Они были широкоплечими и морщинистыми, крепкими и испещренными шрамами после долгих лет работы на горноперерабатывающем заводе Иньюсу-Тор. Большинство столпились у голографического стола, транслирующего спортивные состязания с какой-то планеты, но расслышать звук голопередачи за их голосами было невозможно.
— Дядя! — позвала Тара. — Я пришла тебя побаловать.
Оторвавшись от созерцания кранов, мужчина за барной стойкой повернулся к ней. Он был довольно стар и вполне мог сойти за ее дедушку. Возможно, его выцветшие волосы некогда были такими же сияюще-светлыми, как у нее. Он похлопал племянницу по плечу. Посетители повернулись, улыбаясь девушке.
Разговор вокруг голографического стола стал тише.
— Если кто тут и избалован, так это ты, — сказал дядя, подхватывая ее рюкзак. — Работаешь всего половину нашей смены, а получаешь в два раза больше! Но посмотрим, что ты нам принесла.
Он поставил рюкзак на свободный стол и начал рыться в нем. Первой вещью, которую он извлек, оказался тюбик красновато-желтого геля. Повертев его в руках, мужчина позвал через плечо:
— Маян! Еще тюбик противоожогового геля. Ребятам из комнаты четыре надо?
Тара помнила несчастный случай с жившими там рабочими. Они получили серьезные ожоги, когда паровые трубы магматической центрифуги вышли из строя. Некоторые пока так и не вернулись к работе. Скоро их выгонят из общежития.
Маян, маленький салластанин, направился к столу. Забирая мазь, он говорил что-то на родном языке — слишком быстро, чтобы Тара понимала все, но, судя по тону, инородец был благодарен.
— Неплохо для начала, — заметил дядя.
Тара криво усмехнулась, заметив, что мужчина почти улыбнулся. Один за другим он вытаскивал из рюкзака подарки Тары: продовольственные карточки, противовирусные препараты, фильтры для масок, которые носили на самых глубоких уровнях рудопереработки. Подзывая посетителей к столу, он раздавал подарок за подарком. Некоторые пожимали Таре руки, благодаря ее и ее семью, а некоторые избегали даже взглядом встречаться.
Пока ее дядя продолжал рыться в рюкзаке, она подошла к краникам в стене за стойкой. Дядя, по всей видимости, чинил их — менял жидкостный вентиль. На полу остались лежать инструменты. Подняв их, девушка, вспоминая подростковые годы, принялась за ремонт.
— Сын недавно показал мне листовку. Говорил, подумывает присоединиться.
Тара оказалась достаточно близко к столу, чтобы слышать приглушенные голоса рабочих. Подслушивать она не хотела, но и уходить не собиралась.
— После того несчастного случая с выбросом магмы он сказал, что, может, те ребята из Кобальтового фронта правы. Может, нам действительно надо самим постоять за себя.
— Реформаторский фронт работников кобальтового производства, — хмыкнул другой голос. — Да это ж банда террористов. Вдруг как раз они и виноваты в том инциденте.
Шепот, неохотное согласие.
— Протесты — это одно, но бунт — совсем другое.
Тара привинтила новый клапан. Члены Кобальтового фронта и были террористами — согласно имперскому указу. Жаль. Девушка считала, что они могли бы принести пользу, занимаясь безопасностью производства и улучшением условий труда.
— Разве мы виноваты? — спросил первый голос. — Я оберегал своего сына и не рассказывал ему, что мы повидали во время Войн клонов.
— Конечно, — рассмеялся третий. — Иначе твои дети точно потеряли бы сон.
— Но им следовало бы знать, — продолжал первый. — Они бы поняли, почему худой мир лучше… лучше другого варианта.
— Тогда молись, чтобы Альянс не обратил внимания на Салласт. Если тебе кажется, что сейчас плохо…
Тара попробовала краник, поймав в ладонь струйку зеленой, приятно пахнущей жидкости.
— Нет, — нарочито громко произнес новый голос на медленном ломаном салластанском. Тара узнала хрип отравленных легких. Сей недуг все сильнее распространялся среди рабочих. Кто-то попытался утихомирить говорившего, когда Тара поднялась из-за стойки. Пострадавший от отравы рабочий — немолодой салластанин с вислыми ушами и щеками — продолжал говорить. — Это не мир. Мы все рабы, все до единого, и с каждым годом хватка Императора все крепче.