— Хм… Гарри, — глубоко задумался профессор. С подобной проблемой он ещё не сталкивался, — Знаешь… Есть у меня мысль…
— Пожа–а–алуйста! — взмолился Гарри. Его действительно припекло. Он уже почти совсем не мог спать. Смежил веки и уже через минуту подрывался переполненный энергией. А любые заклинания, которые он выполнял, так и норовили стать чрезвычайно мощными. Чего только стоила обычная левиосса, которая впечатала в потолок всю мебель в гостиной Гриффиндора. Хорошо Гермиона и Джинни, бывшие в тот момент с ним в гостиной, соскочить с кресел успели. Когда щепки с потолка сыпаться перестали, комнату наполнил мат на Великом и Могучем. Гарри русского не знал, но пообещал себе выучить в кратчайшие сроки.
Поттер, конечно, восстановил Репаро всё, что поломал в следующие пару минут. Но… списал это происшествие на стихийный выброс. Вроде бы поверили.
— В общем, слушай, Гарри, — начал полугоблин, — самое энергоёмкое в магических науках это чары сотворения. Ещё их называют материализацией.
— Что–то вроде трансфигурации из воздуха? — уточнил мальчик.
— Не совсем. Это что–то вроде трансфигурации из чистой энергии, — после этих слов профессора, у мальчика буквально вспыхнули энтузиазмом глаза. Он тут же вспомнил Эйнштейна с его «E = m*c2». Разрушительности атомной бомбы он уже достиг (пустыня и кратер в ней это наглядно показали), так что энергии хватить должно.
— Это же классно! — воскликнул мальчик. — Это же на самом деле прорвища энергии!
— Поясни, — заинтересовался Флитвик. Мальчик рассказал ему про Эйнштейна и его Теорию Относительности. Флитвик поохал, восхищаясь, и решил на досуге почитать магловскую литературу по физике.
— Понятно… Вот только тут ещё один параметр добавляется. Затраты энергии зависят не только от массы, но и от сложности структуры создаваемого.
— Значит, самые простые, это металлы и камни? — сразу зацепился мыслью Поттер.
— Именно. Но есть одно исключение — золото. Ни один маг, какой бы силы он ни был, ещё не смог создать ни грамма золота. В чём именно тут дело, разобраться пока не смогли. Просто приняли как данность.
— Ну, если бы это было иначе, то деньги были бы у нас из чего–то другого, — усмехнулся мальчик.
— Верно, — тоже улыбнулся полугоблин. — Что ж, запоминай формулу: «Инаниматус Конъюрус», — и движение палочки.
Гарри пять раз повторил формулу и движение, прокручивая их в голове, прогоняя, раскладывая и структурируя.
— Запомнил? — Гарри кивнул. — Хорошо, дальше всё как в трансфигурации: чёткий образ, уверенность и воля. Ну, ещё прорвища энергии.
Гарри кивнул, сосредоточился и взмахнул палочкой.
— Инаниматус Конъюрус! — произнёс Гарри и протолкнул через палочку энергию, которой хватило бы на один его Люмос Солем.
Перед ним на столе появился железный шарик диаметром в пару дюймов.
Гарри был счастлив.
В эту ночь он спал больше двух часов, а на тумбочке возле его кровати стоял железный шар размером с его голову.
Как–то раз в коридоре Хогвартса Гарри встретил призрак Почти Безголового Ника.
Тот был расстроен тем, что его не принимают в Клуб Обезглавленных Охотников.
В результате разговора мальчик чуть не угодил к Филчу на отработку, но вывернулся с помощью Пивза. И был приглашён на празднование пятисотлетия со дня смерти призрака на Хэллоуин.
И в назначенный день мальчик пришёл в названный подвал на празднество.
Было холодно, но весело. Слегка портил впечатление стол, заваленный испорченной едой.
На этом торжестве Гарри официально подошёл представиться к Кровавому Барону. Призраку Слизеринских подземелий.
Поттер отозвал его в сторону от других и там продемонстрировал перстень Наследника Слизерина.
— Итак, Гарольд Джеймс Слизерин, чем я могу помочь тебе? — серьёзно спросил этот старик.
— Я хочу вступить в Наследство, — твёрдо сказал мальчик.
— В какое же?
— Меня интересует Сердце Хогвартса.
— Вот как? — удивился Кровавый Барон. — А Тайная Комната Слизерина? Ты уже её нашёл?
— Вообще–то ещё и не искал, — уточнил Гарри.
— Это значит, что сейчас в замке есть ещё один Наследник Слизерина. Видимо ложный, но…
— Но? — приподнял бровь Поттер.
— Я покажу Сердце только одному Наследнику. Когда вы разберётесь между собой.
— … рвать… терзать… убить… — явственно услышал мальчик и заозирался.