Выбрать главу

Андреичу не хотелось огорчать Батю, но правда все равно вылезет наружу, поэтому пришлось огорчить.

- Валерки не будет, Бать, - сказал он, выбрав момент.

- Почему? - насторажился Михаил.

- Сорвался.

- Опять! - с обреченной тоской во взгляде произнес Михаил, и через минуту раздумий и внутренней борьбы спросил: - И где он?

- Да кто его знает, где он ширяется! - зло отрезал Андреич.

Его огорчало, что неудачливый наркоман Валерка, человек хоть и хороший, но слабовольный, снова не оправдывает доверия Бати. Пройдет неделя-две, Валерка вернется с повинной и вновь, как уже не раз бывало, будет прощен и принят обратно. Наверное, только один Господь Бог знал, чего стоят Бате эти прощания. Лично у Андреича руки чесались навтыкать Валерке по хребтине.

- Митрич на заказе?

- Да, Михаил Васильевич, только уехали, - ответила Люда. - На Автозавод. Квартира - три окна, на весь день.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- А у тебя кто?

- Бабка, одно окно, здесь недалеко, Бать. Я сам справлюсь.

- Один-то? Нет, я с тобой поеду.

 

Бабка жила одна. Однокомнатная квартира в хрущевке на втором этаже дышала чистой бедностью. Ничего лишнего, все только самое нужное. Мебель старая, советская, техника помнила перестроечные времена, телевизор еще с кинескопом. Везде самодельные салфеточки, скатерочки. В вазе синего стелка полинялые пластмассовые цветы.

Пока затаскивали окно, Михаил весь облился потом - с хромой ногой тяжело, хорошо, что нести невысоко. За главного бабка приняла Андреича - тот и старше, и солиднее. С ним и вела переговоры. Батя по обыкновению своему только посмеивался и разубеждать ее не стал.

Когда выламывали старую раму в комнате, бабка сидела на кухне и вздыхала. Пахло валериановыми каплями. На чешской стенке с подвисающей дверцей, где-то под белым покрывалом, которыми была занавешена от пыли и грязи вся мебель, громко стукал будильник.

Пройдясь по комнате взяд и вперед, Михаил вышел к бабке:

- Анна Николаевна, у вас есть инструменты?

- Какие? - испугалась бабка и потянулась к пузырьку с лекарством.

Больше ничего не спрашивая, Михаил спустился к «Газели», вынул из-под сиденья зеленый слесарский чемоданчик и вернулся в квартиру. Пока Андреич обрабатывал стыки у окна герметиком, он прикрутил дверцу в стенке, приколотил шатавшуюся ножку табуретки и прибил почти отвалившийся косяк в двери.

Бабка смотрела на происходящее с опаской и недоверием, хваталась за сердце.

- Не надо... Не надо, пожалуйста... У меня нет денег! Только на окно!

- Мы от души, бабушка, - успокаивал ее Батя.

Когда рассчиталась по квитанции - ни рубля лишнего, бабка успокоилась, попросила прощения:

- Спасибо вас Бог... Ведь некому... Старик мой умер, а зятя не допросишься... Пенсии ни на что не хватает. На окно еле-еле скопила. Так дует зимой, что простужаюсь.

- На кухне у вас тоже плохое окно.

- Знаю. Но все сразу не тяну. Если доживу, то на будущий год сделаю... - помолчав, бабка все-таки решается спросить: - А с ногой-то что у тебя, сынок? Тяжело небось по лестницам?

- Боевая травма, - отшутился Батя. - Нормально, привык.

Андреич собирал инструменты, а Михаил протер подоконник и присел на него, чтобы дать ноге передохнуть. Из окна виднелся вытянутый, похожий на воинский шлем, купол маленького храма. По горизонтальной планке креста по-хозяйски расхаживала какая-то черная птица, вроде грача или вороны, и пробовала клювом позолоту. «Цыц!» - подумал Михаил и птица тотчас, будто услышав и испугавшись его оклика, расправила крылья и в бреющем полете ухнула куда-то вниз. Михаил от неожиданности рассмеялся.

Напоследок они подмели, как умели, полы, большую грязь убрали и доволокли весь строительный мусор до свалки. Михаил еще хотел полы протереть, но бабка так засмущалась, что почти выгнала помощников вон взашей, грубовато и по простонародному.

- Чай, не инвалидка... Нужны мне помощники! Разве мужик может полы мыть? Тока развезешь мне тут все...

Из окна бабка посмотрела как уезжают ремонтники и, повинуясь какому-то неловкому, но искреннему чувству, перекрестилась на церковь и повторила:

- Спаси вас Бог.