Михаил скривился словно от боли, протянул руку и несколько раз подряд нажал кнопку переключения частот. Радио всхлипнуло и затараторило приятным женским голосом:
- И о погоде. Сегодня в течение дня, с сохранением в ночные часы преимущественно ясная погода, возможны небольшие осадки...
- Гонишь, - предупредил Михаил, на мгновение задеражавшись глазами на лике Спасителя, прикрепленном на торпеде, и снова уставился в окно, - Сбавь, пожалуйста.
На следующем светофоре Андреич тайком посмотрел на него. Батя больше не мурлыкал, сидел задумчивый. Большие натруженные крестьянские ладони его с прожилками выступающих вен машинально сжимались и разжимались в кулаки. Блестело, словно новенькое, обручальное кольцо на безымянном пальце. Смуглая кожа кое-где была заметно темнее и сморщеннее, будто старее. Андреич знал, что такие шрамы остаются от ожогов. У самого похожее пятно, только светлее, было на ступне - от пролитого нечаянно кипятка.
Светофор моргнул зеленым глазом, мотор снова взревел, «Газель» тронулась. Плелись теперь со строго разрешенной скоростью. К правилам дорожного движения Батя относился строго и того же требовал от тех, кто сидел за рулем. Сам же за баранку не садился никогда, хотя у Андреича складывалось впечатление, что управление автомобилем для него — штука знакомая, уж больно ловко разделывался он с постоянно барахлящим в «Газельке» мотором. Просто золотые руки! Любую поломку находил за пять минут и заставлял технику работать с полпинка! Но не шоферил, отговариваясь отсутствием прав и больной ногой. Первая проблемы была при желании решаемой, а вот второй довод, конечно, весил много... Несмотря на убедительную аргументацию, вопросов меньше не становилось. Любопытство подмывало, но спрашивать Андреич не спрашивал. Стеснялся что ли?
Нет, Андреич был не из стеснительных. Просто не любил людям в душу лезть. Человек, если он что захочет рассказать, то расскажет сам, не надобно его почем зря бередить, вот и все.
***
К концу обучения все семинаристы, но только те, конечно, кто собирался в священники, а не в монахи, старались найти себе невесту и жениться, чтобы как можно скорее рукоположиться в сан. Девушек себе присматривали воцерковленных - студенток-регентш из духовного женского училища или дочерей знакомых священников. Столь узкий выбор объяснялся не столько сословными традициями, сколько необходимостью. Будущая матушка должна понимать на что идет, какие тяготы и лишения священнической жизни ей предстоят, должна быть подготовлена морально и сама желать выйти замуж за будущего батюшку.
За год до окончания семинарии у Миши не то что невесты, даже кандидатки в таковые не имелось. Женатые и помолвленные товарищи над ним посмеивались - мол, довыбираешься, в монахи придется идти! Миша в монахи идти не хотел, но и брать себе в жены первую попавшуюся регентшу или иконописку не собирался. Ждал чего-то... Любви что ли, настоящей? Знака какого свыше, который подскажет: вот твоя судьба, бери, хватай! Сердце молодое давно жило в предвкушении счастья, и разрушать эту сладость ожидания намеренным поиском и выбором невесты значило предать самого себя.
И ведь дождался своего знака.
Шел по улице, ел мороженое. Засмотрелся на падающую золотую листву в парке через дорогу, споткнулся на ровном месте, выронил из рожка прямо на черный свой семинарский китель белый сливочный шарик. Достал платок, стал оттирать потеки - вроде не заметно, что пятно, в общежитии застирает. Только спрятал платок в карман, как из-за угла на него выскочила рыжая девица в клетчатой юбке до колена и черной водолазке. Столкнулись больно. Девица отпрянула, охнула почему-то, застыла, вытаращив на него большие карие глазищи из-под золотистой челки. В этих глазищах Миша тут же и потонул. Чуть не умер там же на месте пока не сообразил, что надо дышать, хотя бы через раз.
Девица очнулась первая. Извинилась. Засмеялась - словно ручеек зажурчал.
Она была невероятно привлекательная, неуловимо манкая и красивая холодноватой, высокомерной красотой. К такой с мороженым не подступишься. Но смех преображал ее совершенно, превращал в ребячливую озорницу Пеппи. От кого-то, возможно от Бога, ей достался счастливый, невысокомерный характер.