Место для женской обители Старец определил вплоть до километра. Где строить монастырь, объяснил Наташе-режиссеру — теперь игуменье Нонне. На месте разрушенного дома отдыха до 1961 года находилась тюрьма строгого режима, после ее закрытия разместился военно-патриотический лагерь, позже дом отдыха мебельной фабрики. Однако за годы перестройки и развала Советского Союза место это пришло в полное запустение. Так что сестрам, пришедшим на это в лето 2004 года, досталась разруха и неустроенность в полном ее объеме. Вслед за монахами сюда потянулись люди, желающие помочь. И сестры своими силами начали строительство. Никаких заборов и калиток, кругом дикий лес, жили без газа, воду возили, пищу готовили на дровах, в разрушенных корпусах бывшего лагеря не было ни окон, ни дверей, ни крыш. По коридорам бегали собаки. Начинать было непросто. Но помощь и забота Господа чувствовалась во всем.
На территории обители есть три озера. Старец говорил: «Будете рыбку ловить». Тогда никто не понял, что это отсылка к евангельским рыбакам. На этих озерах начались массовые крещения. Целыми семьями осетины принимали Православие. Дух захватывает при просмотре фотографий этих событий. Больше тысячи людей разом принимают таинство Крещения, окунаясь в озеро. На наших глазах словно повторяются события апостольской проповеди. За несколько лет здесь покрестились больше восьми тысяч человек. Именно тут мне открылась святость отца Ипполита. Словно свеча, несущая пламя Благодатного огня, обитель Аланская хранит духовные дары старчества отца Ипполита: дух кротости, смирения, милосердия ко всем приходящим, дух истинной любви Христовой. Здесь собраны истории из Алании, которую так любил старец.
Старец в моей жизни
Игуменья Нонна
В 2000 году я работала в региональной телерадиокомпании «Алания» режиссером, у меня был свой авторский проект, назывался он «Портрет на фоне гор», мы снимали людей, которые определенным образом повлияли на судьбу Осетии. Мои друзья к тому времени уже были в Рыльске, и мы решили поехать, снять передачу о человеке, к которому в огромном количестве на тот момент ехали осетины — просто автобусами, поездами, вообще как угодно. И это было очень интересно, потому что все они оттуда возвращались с очень странными улыбками. Мой знакомый уже был к тому времени казначеем монастыря, келейником старца. И мы со съемочной группой и с другими ребятами — нас было тринадцать человек — поехали в Рыльск. Когда мы подъезжали к воротам монастыря, то те ребята, которые уже бывали в Рыльске, как-то странно начали ликовать, как маленькие дети, прыгать в автобусе, кричать: «Рыльск, Рыльск!» Ну, они мне какими-то странными показались, на сектантов похожими.
В моей жизни это был первый монастырь, который я увидела. Он в тот момент еще был совсем не отреставрирован, но старина и намоленность, особенность этого места мной прочувствована была сразу. Можно сказать, переступила порог монастыря и поняла, что есть другая жизнь, о которой я ничего не знаю.
Старец был абсолютно доступен для простого человека, его подвиг по приему людей был невероятен. Сейчас, будучи игуменьей, я, приняв несколько человек, мечтаю о диванчике. А он принимал с семи и до одиннадцати ночи, это было несколько автобусов. Люди же с горем едут в основном. Когда я впервые увидела Старца — это было мое первое потрясение, — полная идентичность тому, как я представляла себе в жизни Деда Мороза. Он так вот, как курочка своих цыплят собирает: «В храм, в храм, идите все в храм!» И вот все набились в храм, а мы остались позади, вдруг вышел монах и громко сказал:
«Где вчерашняя группа, кто приехал из Осетии?» — «Мы!» — «Ну, пойдемте со мной». Вот мы идем, и расступаются куряне, москвичи, белгородцы, и так неловко, что он нас ведет вперед. Кто-то возроптал: «Кто они такие, почему без очереди!» А в ответ: «Это осетины». Я до сих пор не знаю: это диагноз был или привилегия (улыбается). Старец благословил нас остаться, побыть. Я подошла и сказала, что приехала снимать кино про него, и что мне нужно интервью. Батюшка на меня посмотрел и говорит: «А что такое интервью?» Ну и вы можете представить: у меня в голове тысяча мыслей — тоже мне прозорливец, говорили, все знает, а он даже не знает, что такое интервью… Я была нецерковным человеком. Крещеной, но далекой от Церкви. Я ему стала объяснять, что интервью — это когда я буду Вам вопросы задавать, а Вы мне будете отвечать, батюшка. На что он разулыбался и говорит: «А я не умею разговаривать!..» — и все. Собственно, можно собирать съемочную группу и ехать домой. Я разочаровалась, потому что думала, люди всегда готовы бывают отвечать на вопросы телевизионщиков. И когда собралась уйти, он меня остановил за руку, смотрит своими синими бездонными глазами на меня и говорит: «Матушка, а ты знаешь, что ты монахиня?» Я аж закипела внутри, говорю: