Выбрать главу

— Как же ты, друг мой, наперед все знающий и в будущее далеко заглядывающий, ограбление собственной квартиры не предусмотрел?

Не знаю, мой ли вопрос, или постигшее горе знакомого моего преобразили, но отказался он напрочь что-либо о будущем предрекать.

Вот и здесь решил я тем же способом с дедом рассуждать. Взял да и тоже спросил:

— Ну и когда, дедуля, Вам помирать Бог срок определил? В какой день, месяц или год? Про себя Вы ведь все знать-то должны.

Дед как-то странно себя повел, как бы ростом уменьшился. Пробурчал что-то о том, что Бог своим помощникам будущее не открывает, а потом суетливо засобирался и ушел, даже лоб не перекрестив.

На том особенности того дня рождественских Святок и закончились, а вскоре и вообще забылись.

Прошло больше года. Готовили мы очередной выпуск епархиальной газеты. Естественно, тема суеверий, примет и прочих «сил нечистых» всегда актуальна, поэтому страницы им посвященные появляются в газете постоянно. Перепечатывать статьи из интернета дело легкое, но смущающее. Да и своих примеров предостаточно. Как всегда, когда дело нужное, Господь помогает. Останавливает меня в епархиальной приемной знакомый священник и сходу заявляет:

— Погодь, бать, не торопись. Тут у меня история произошла, хоть роман пиши.

Задержался. И вот что услышал.

В городке, где служит рассказчик священник, объявился, как в народе говорят, «целитель», который не только травами лечит, но еще и молится по-особенному, не так, как в церкви. Что-то шепчет, бумагу жжет, воду наговаривает и, самое главное, судьбу предсказывает.

Травники, они и сегодня среди мужчин старшего поколения встречаются, но вот чтобы заговаривал да судьбу определял, — обычно это дело сугубо женское, как на востоке Украины говорят: «Вiдьми е, а вiдьмакiв немае».

Потянулись к освободителю от телесных и душевных хворей даже те, кого местный священник к числу своих прихожан определял.

Да и как не потянуться, если в церкви батюшка все твердит, что для получения чего-либо от Бога потрудиться духовно надо, а тут пятьдесят или сто гривен отнес — и все проблемы решены? Правда, стали в последнее время замечать, что неладное происходит с теми, кто исцелился у местного «чудотворца». Нет, изначально все хорошо: и не болит, и не ломит, и мужик, двадцать лет изо дня в день пивший, от водки стал как бес от ладана бегать, но вот менялись эти люди характером, и болячки к ним какие-то странные и непонятные приходили. Был человек человеком, со своим характером, а тут как подменили, все вокруг враги да нелюди.

Не обращал бы батюшка столько внимания на этого деда, много нынче по городам и весям нашим сект да чародеев всяческих развелось, да стал местный «чудотворец» жаждущих решения проблем и исцелений в храм на «процедуры» направлять. Одних присылал под куполом во время службы постоять, энергии набраться, других — к иконе старинной лбом припасть, чтобы негатив весь вышел, а третьим, с младенцами которые приходили, — рекомендовал еще раз ребенка окрестить, так как, по мнению деда, прежнее Крещение было неправильным.

Пришлось священнику самому к «целителю» сходить с разговором и надеждой, что прекратит тот оккультными делами заниматься. Зря пошел. Не вышло беседы.

Угрюмо смотрел дед на священника, на его вопросы не отвечал, а на просьбы не реагировал. Выслушал монолог местного настоятеля и закончил разговор словами:

— Мне Бог говорит, как поступать. Не Ваше это дело.

И на дверь указал, предварительно в руки веник взяв, чтобы даже следы священнические из своего дома вымести.

Обращался священник и к властям местным. Да что власти? Посочувствуют, головами покивают да напомнят, что у нас свобода и слова, и веры, а дед этот и законы не нарушает, и общественной угрозы не представляет.

Осталось священнику только службу служить, молитву творить да прихожанам и с амвона, и в разговорах рассказывать, что не с Богом их земляк дела свои творит. Так бы и продолжалось это противостояние невидимое, да вот аккурат после поминальной недели Димитровской увидел он «целителя» местного в храме, в слезах и на коленях у распятия стоящего. Буквально рыдал дед, бил себя в грудь кулаком да слезы по лицу размазывал.