«Бродяга»/ППОСЗОО1 — «Бобу»: Тогда мы оба должны выжить.
ППОСЗОО1 — «Боб»/«Бродяге»: Перспективы меня не вдохновляют.
«Бродяга»/ППОСЗОО1 — «Бобу»: Мы будем жить с ними.
ППОСЗОО1 — «Боб»/«Бродяге»: С нетерпением буду ждать возможности обсудить это с тобой после сражения.
«Бродяга»/ППОСЗОО1 — «Бобу»: Аналогично. Мое почтение… Боб!
Морган приказала «Бродяге» отрегулировать искусственную гравитацию таким образом, чтобы сила перегрузки была все-таки терпимой, а не изнуряющей для пассажира — Рина и пилота.
Перегрузка, казалось, никоим образом не беспокоила Mace-Грея. Художник стоически перенес подъем в стратосферу, слушая голоса Ринов на связи. Он ничего больше не придумал, как закрыть свои сверкающие глаза, когда корабль вздрогнул, и запел. В нем пробудился Рин-охотник, когда на экранах возникло далекое изображение буджама. Он ощерился и показал когти.
Морган лежала в своем пилотском кресле, убаюканная и расслабленная от завораживающей мощи реактивной силы, толкающей ее корабль вперед. Она воздержалась от выполнения двойного переворота, так как время для высшего пилотажа еще не наступило. Но она подумала, что мощь, совершенство линий, необузданная сила толкающей ее в космос газовой струи вызывало в ней самое пьянящее из всех известных чувств.
В ушах стоял гвалт базара соревнующихся между собой информационных каналов связи: Алмира и Вулвертон, Флотилия впереди, ее коллеги, Рины, «Бродяга»… Морган приказала кораблю взять связь на себя, включая и канал Ринов, и сообщать ей только о поступлении важной информации.
«Это может тебя несколько запутать», — предупредил ее «Бродяга».
«Как нибудь переживу!»
«Бродяга» очистил атмосферу. Морган приказала включить звуковые имитаторы. Ее уши уловили дальний рокот других истребителей. Корабль под ней слегка содрогнулся, и она услышала близкий и успокаивающий рев острых, как ножи, стабилизаторов, рассекающих вакуум.
Холт бросил быстрый взгляд на среброшерстого Рина, лежащего в кресле рядом с ним. Его приемный отец, не отрываясь, смотрел на него.
«Буджам направляется в нашу сторону», — сообщил «Боб».
«Становится нетерпеливым…»
«Возможно, немного подозрительным», — ответил корабль.
«Иди на прямой перехват!» — Холт вздохнул и обратился к Пере-Снику: «Стоило ли нам переругиваться в присутствии всех на канале связи?»
На морде Пере-Сника появилась ухмылка: «А сейчас мы говорим не для всех?»
«Некоторое время мы можем говорить так, что кроме нас, никто не услышит».
Рин замолчал, что-то обдумывая: «Мой сын, теперь я понял, что недостаточно гонял тебя…»
Холт удивленно уставился на него.
«Я считал, что допустил ошибку, отдав тебя, такого юного, этим варварам на Северной Земле!»
«Я не мог вступить в Призыв. Не было…»
Пере-Сник поднял лапу, подушечка которой блестела, как хорошо отполированная кожа: «Вероятно, это произошло потому, что мое суждение было несколько примитивным. Не стыдно…»
«Нет!» — Холт отвернулся от Рина.
Пере-Сник медленно и печально покачал своей массивной головой: «Мне было бы грустно сделать вывод, что ты — в меньшей степени человек, чем я предполагал».
«Напротив, я слишком человек!»
«Что это, „Боб“?» — Холт обратил внимание на повелительно мигающий на консоли индикаторный огонек.
«Сообщение „Бродяги“, — ответил „Боб“. — Морган хотела бы переговорить с тобой».
Холт расплылся в глупой улыбке, которая действительно была слишком человеческой…
Амарант вырвал свой корабль из верхних слоев атмосферы. Не потому, что ему следовало первым нанести удар — это не изменило бы ситуации — просто он не хотел бы плестись где-нибудь позади.
«Первый в сердцах своих соплеменников», — распевал он, фальшивя. — «Первый в сражениии». — Последняя нотка прозвучала фальшиво даже для его собственного уха.
Голос Танзин прохрипел по линии связи: «Может, ты будешь петь, — если, конечно, это можно назвать пением — для себя, а не на весь эфир?»
«Она права!» — подтвердил голос Богдана.
«Это — военная песня!» — запротестовал Амарант. — «Я укрепляю боевой дух». — Он взял другую, еще более фальшивую ноту.
Всего в метре от него угрожающе зарычал Рин.
Амарант прекратил пение: «Ты меня тоже критикуешь, мой волосатый коллега?»
Из горла Рина вырвался, другой более длительный низкий рык.
«Тебя, наверняка, зовут Тот-Кто-Гуляет-В-Грозу», — сказал Амарант охотнику-Рину. — «Может быть, Тот-Кто-Гуляет-В-Грозу хочет петь со мной дуэтом?»
Корабельная связь дала сбой, за которым раздался треск помех, потому что все в одно время произнесли одно и то же слово…
«Хм, я… никогда не слышал ничего подобного на линии корабельной связи», — сказал Холт. Он подумал: интересно, на его лице что-нибудь написано?
«И, вероятно, никогда больше и не услышишь!» — По голосу было слышно, что Морган улыбается. — «Не беспокойся, никто не слышал. „Бродяга“ и „Боб“ отрезали связь».
«Нам лучше включить ее». — Это был голос «Бродяги», — «Дела с буджамом накаляются».
«Канал открыт», — заявил «Боб». — «Удачи всем!»
«Закажу тебе чашечку кофе, когда все кончится», — проговорила Морган.
Мозг машины просчитывал вероятности, определяя: стоит ли еще некоторое время игнорировать первые корабли, которые только что пересекли зону эффективного применения оружия, с тем, чтобы побольше выманить их сюда.
Амарант всем кораблям: «Что ж, это было нетрудно!»
Холт/Ринам: «Хотя мы уже в пределах досягаемости его когтей, молитва пока не стала наживкой».
Танзин/всем кораблям: «Мы попадем в ловушку!»
ППОСЗОО1 — «Боб»/«Бродяге»: «Это — ловушка!»
Пере-Сник/Ринам: «Молитва, похоже, подводит нас».
Бродяга/ППОСЗОО1 — «Бобу»: «Это ловушка!»
Морган/всем кораблям: «О'кей, давайте все на форсаж!»
Внезапно машина ожила, ощетинившись ракетами. Ракеты вылетели как раз тогда, когда флотилия противника рассыпалась в разные стороны по совершенно немыслимым траекториям. Буджаму пришлось иметь дело с тремястами семнадцатью полноценными отдельными боевыми единицами, не говоря уже о тысячах и тысячах беспилотных ракет, которые сыпались из истребителей, как рой растревоженных насекомых.
Пучки соперничающих друг с другом лучей пересекали сферу прикрываемого щитами пространства, словно колеблющаяся сеть с машиной-пауком в середине. Щиты и оружие буджама действовали в тандеме. Подлетающие к нему ракеты с треском вспыхивали и сгорали, пылая ярким пламенем. Машина не была снабжена эстетической программой — следовательно, она не могла оценить красоту ядерных «цветов», пышно распускающихся в саду небесной тверди.
Машина продолжала поиск модели аналога полета кораблей человека — поиск во всех направлениях. Сначала она посчитала, что сможет выиграть битву в первые двадцать секунд. Теперь это было невозможно.
Победа все еще была очевидной вероятностью, но стало ясно, что она не достанется легко и просто.
Амарант/всем кораблям: «Мы прорвались! Черт, прорвались!»
Танзин/всем кораблям: «Спокойно! Мы просто блохи, и нечего брызгать слюной, если собака еще не решила почесаться!»
Холт/Ринам: «Близко, мы уже близко».
Тот-Кто-Гуляет-В-Грозу/Ринам: «Отлично. Песнопение заглушит шум, производимый моим пилотом».
Масс-Грей/Ринам: «Во всяком случае, твой пилот не угробил тебя».
Холт/Ринам: «Пока мы все живы!»
Танзин/всем кораблям: «Смотрите! Он начинает чесаться…»
Морган заложила корабль в вираж, который она могла определить как петля Иммелмана, но никогда бы не смогла объяснить происхождение его названия. «Бродяга» выполнил петлю, перевернулся и хорошенько разогнался, чтобы стая выпущенных буджамом ракет прошла мимо.
Женщина бросила взгляд на ряд изображений, выведенных «Бродягой» на экран монитора. Голографические образы, лазеры и лучи были ярко расцвечены неоновыми красками для придания им четкости и ясности. Вокруг болезненно медленно движущейся к буджаму мошки, которой был «Бродяга», танцевали паутиноподобные всплески. От миниатюрного изображения корабля во все стороны сыпались каскады искр. Некоторые из них были боеголовками, некоторые — осколками и обломками.