– Тогда тебе объективно надо поесть.
Вероника невесело усмехнулась.
– Мы в плену, или как?
Теперь усмехнулся я:
– Без понятия, что с вами делать. Пророчество весьма конкретно: «И придут три всадника постапокалипсиса, и заберут антиматерию из хранилища». Предположим, вы пришли. Но пока еще ничего не забрали.
– Двадцатикилометровый коридор с кучей пушек? – фыркнула Вероника. – Спасибо за предложение, Дэвид Блейн, но нам твоя магия на хер не нужна.
– Откровенность за откровенность: эта охранная система вышла из-под контроля, отключить ее я не могу.
Я ждал чего угодно, но только не этого. Хмыкнув, Вероника кивнула:
– Похоже, я тебя понимаю. Непростая ситуация.
Мое сердце растаяло. Голографический Рамирез был прав: в задницу пророчество, я ее хочу!
– Что это вообще за место? – Теперь Вероника смотрела мне в глаза.
– Поешь. А потом мы пройдемся, и я все тебе расскажу.
После секундного колебания она взяла поднос.
Глава 9
– Запереть в тесной, вонючей каморке величайшего гения! – сокрушался Джеронимо, лепя смартфон к двери на двусторонний скотч. – Скажи, Николас, у меня есть шрам на лбу?
– Нет, Джеронимо, – зевнул я в ответ.
Учитывая манеру поведения, шрамов у Джеронимо было на удивление мало. Ему бы впору передвигаться в инвалидном кресле и говорить через синтезатор речи.
– А очки? – не унимался он, соединяя проводами смартфон и металлическую карточку, вставленную между дверью и косяком. – Ты видел на мне круглые очки?
Я отрицательно промычал и откинулся на спину. Справедливости ради, ни тесной, ни вонючей, ни каморкой эта кладовка не являлась. Размером она была – почти с мою комнату в доме Риверосов. А у сына главы дома комната была отнюдь не маленькой.
Ящиков, правда, осталось многовато. Большие и тяжелые, они были сделаны из пластика, стилизованного под дерево. И, если бы не Джеронимо, разыгравший комедию, мы бы освободили больше пространства.
– А палочка? – продолжал Джеронимо; теперь он торопливо тыкал пальцем в экран смартфона, надев стетоскоп, которым слушал что-то в недрах двери. – Как по-твоему, волшебная у меня палочка?
Я молчал, лежа на жестких, неудобных ящиках, и смотрел вверх. На высоком потолке светила одна тусклая лампочка.
Вероника… Как она там? Что с ней сделает эта гигантская похотливая обезьяна?
– Нет, Николас, у меня нет волшебной палочки, – брюзжал Джеронимо. – И метлы нет. О чем это говорит?
– Кто говорит? – Я очнулся от грустных мыслей о Веронике, беззащитно лежащей в логове зверя.
– Я говорю: держать меня здесь – преступление. – Джеронимо встал, повернулся ко мне, уперев руки в бока. – Не намерен терпеть произвол. Ты со мной?
Я напряг мучительно болевший пресс, чтобы сесть, и уставился на Джеронимо.
– «С тобой» – что? Напишем на стене четырнадцать тезисов и устроим революцию в отдельно взятой кладовке?
В ответ Джеронимо сверкнул на меня безумными глазами и одним движением разорвал до пупа майку.
– Доколе?! – возопил он. – До каких пор наших жен и сестер будут похищать и использовать для своих гнусных потребностей всякие уроды, пользующиеся служебным положением?! Я намереваюсь прекратить это.
Я, зараженный его энтузиазмом, соскочил с ящика. Джеронимо уже рылся в рюкзаке.
– Вот. – Он вытащил и, встряхнув, развернул кусок полупрозрачной материи. – Мантия-невидимка.
Я скептически посмотрел на материю. Джеронимо нахмурился:
– Долго будешь думать? Каждая минута на счету! Я жрать хочу – караул просто, а еще дверь кухни взламывать.
Он запнулся и, подумав, добавил:
– Прошу прощения, оговорился. Вероника может быть в опасности, вот!
Я потрогал «мантию». Тюль, что ли? Как занавеска, только черного цвета.
– Ну, допустим. А как мы…
– Алохомора, – сказал Джеронимо и пальцем ткнул дверь.
Дверь отворилась.
Я накинул тюль на голову…
***
Лампы в круглом зале погасли почти все. В полумраке мы, укрытые черным тюлем, шли медленно и осторожно. Нашли маски – дело пошло веселее. Они так и валялись там, где мы их сняли, вместе с комбинезонами.
– Ты заметил, в какую дверь он ее унес? – прошептал Джеронимо.
– В эту, – ткнул я пальцем, всколыхнув тюль.
Дверь я точно запомнил: вторая по часовой стрелке, после гаража. А кладовка – первая после гаража, против часовой стрелки. Эх… Жаль, что часы мои сломались после болезни – понятия не имею, который час.