Подвигав колесико регулятора, я увидел дуло нашего танка, а под ним…
– Почему под дулом болтается привязанный труп?!
– Я разрешила Джеронимо его оставить, если он сам будет о нем заботиться, – пробормотала Вероника.
Кажется, она действительно уснула. Глядя на нее, я вспомнил, как по-идиотски признался в любви, и кровь со всего тела прилила к лицу. Захотелось бежать и плакать, а она чтоб догоняла и жалела. Вот они какие, чувства…
Кстати, интересно, мы с ней – пара или нет? Вроде бы она меня не послала, она обо мне заботилась. Пожалуй, пара. А что должны делать пары?
Целоваться я не умел, поэтому всего лишь прижался губами к ее губам и замер.
Веки Вероники дрогнули и поднялись. В той бездне удивления, что я увидел в ее глазах, можно было утопить славный город Илион с деревянным конем и двадцатью танками в придачу.
«Зато ты проснулась», – хотел сказать я.
Не сумел. Голос не послушался. Сердце заколотилось, будто от инъекции кофеина, желудок свело. А потом мир превратился в вихрь ударов, царство боли, грохот крови в висках и русско-испанскую вереницу матерной ругани.
Очнулся я на полу. Я говорил, что мне было больно до этого? Я солгал. Больно было сейчас.
– Ты!!! – Вероника, пунцовая от ярости, наклонилась надо мной и до хруста сжала кулаки. – Жалкая куча унылого дерьма, да кто дал тебе право хотя бы думать о том, чтобы…
С резким хлопком танк разгерметизировался. Крышка люка над правым плечом Вероники открылась.
Тепло и воздух высосало наружу. Салон наполнился ледяной стужей, легкие – смрадом, описать который не сумел бы и Зюскинд.
Вероника, кашляя, упала на колени, зашарила по полу руками в поисках маски.
Раздалось шипение, и люк загерметизировался. Справившись с приступом кашля, я обнаружил, что могу дышать, и с каждой секундой становится теплее.
Под люком, чуть пригнув голову, стоял Джеронимо в комбинезоне и вертел на указательном пальце маску. Глаза его, как обычно, горели неугасимой жаждой действия. Увидев меня, он выронил маску.
– Ник! – Джеронимо растопырил руки и бросился меня обнимать. – Ты вернулся! Как же я по тебе скучал! Она тебя уже избила? Ах, эта жестокая карга, но ничего, мы ей отомстим, да-да, клянусь, жестоко отплатим!
– Гаденыш, – прохрипела, поднимаясь, Вероника. – Мог хотя бы постучать, прежде чем…
– Я стучал! – обернулся к ней Джеронимо. – Но ты так орала, как будто Николас сделал тебе ребенка, пока ты спала. А я и так задержался, чтобы дать вам время на брачные игрища. Слишком задержался. Кто за руль? Может, я?
– Никто! – огрызнулась Вероника, бросив на меня злобный взгляд. – Я три дня гнала эту хреновину почти без передышки, а теперь хочу спать. Спать! Хватит уже параноить, вы, оба! Отец не идиот. Он уже потратил черт-те сколько сил и не будет…
– Два десятка танков приближаются с юго-запада, и они точно знают, куда ехать, – перебил Джеронимо. Он подбежал к панели управления и активировал радар. Я встал, чтобы увидеть скопление светящихся точек на юго-западе.
– Твою мать! – Вероника сплюнула под ноги. – Наверное, я чего-то не знаю.
Ни сонливости, ни раздражения. Я глазом не успел моргнуть, а Вероника уже облачилась в белый комбинезон. Я отыскал свой – оказывается, это на нем я спал. Запашок, конечно, тот еще.
– За руль сядешь? – Вероника избегала смотреть мне в глаза, но обращалась ко мне.
– Дай минутку, – кивнул я.
Глава 2
Минутку я использовал, чтобы выбраться наружу и справить малую нужду с юго-западного края танка. Силы противника виднелись на горизонте. Ехали клином. Над передним танком чудилось зеленое свечение.
– Что же вам от нас нужно? – шептал я, окруженный клубами пара. – Почему нельзя просто забить на троих безумцев, летящих навстречу смерти? Мы и сами прекрасно сдохнем, без вас.
Так я говорил, но думал о другом. О том, что поцеловал девушку, а в ответ получил по… Да по всему! Следовательно, мы не пара. Что же мне теперь делать?
От печальных мыслей отвлекло воспоминание о зеленой руке. Сердце болезненно сжалось, и я поспешил вернуться в танк. Водительское место пустовало. Вероника заняла место стрелка, Джеронимо – рядом с ней. Вот уж не знаю, какие функции выполнял третий член экипажа. В ведении Джеронимо оказалась рация, это как минимум.
Я положил руки на руль и зажмурился. Давай, сила Риверосов! В памяти все еще ярко горел финал гонки, когда я буквально слился в одно целое с машиной…
«Это со мной, что ли, ты собрался в одно целое сливаться?»
Я открыл глаза и замотал головой в поисках обладателя голоса. Хриплого, мужского, незнакомого, сочащегося презрением.