Измѣнился чертогъ Лукулла. Весь фасадъ залѣпленъ объявленіями, гдѣ колоссальными буквами рекомендуются вниманію публики всѣ статьи превосходной домашней мебели новѣйшаго фасона. Изъ оконъ верхняго этажа выставляются богатѣйшіе ковры, служившіе нѣкогда украшеніемъ кабинета и будуаровъ; дюжины носильщиковъ слоняются взадъ и впередъ по грязнымъ лѣстницамъ съ предложеніемъ своихъ услугъ; въ парадной залѣ толпятся и снуютъ грязные гости съ восточными физіономіями, подавая вамъ печатныя карточки, только-что оттиснутыя типографскими станками. Диллетанты и старухи нахлынули толпами въ комнаты верхняго этажа, гдѣ они взапуски передергиваютъ постельныя занавѣсы, взбиваютъ перины и подушки, колотятъ матрацы, роются въ шкафахъ и комодахъ. Предпріимчивые молодые хозяева заглядываютъ въ зеркала и ощупываютъ гардины, желая удостовѣриться, точно ли все это пригодится для ихъ обзаведенія въ новомъ домѣ. И затѣмъ, какой-нибудь шалопай или мѣщанинъ на дворянствѣ будетъ хвастать всю свою жизнь, что такая-то вещица досталась ему послѣ милорда Лукулла.
Между-тѣмъ, господинъ Молотковъ засѣдаетъ въ обѣденныхъ столахъ изъ красного дерева въ столовой нижняго этажа; въ его рукѣ — малотокъ изъ слоновой кости, и онъ вооружонъ всѣми хитростями краснорѣчія, энтузіазма, логики, психологіи, отчаянія. Онъ взываетъ безъ умолка къ почтеннѣйшей публикѣ, подсмѣиваясь иной разъ надъ неуклюжестью мистера Давида, надъ неповоротливостью толстой мистриссъ Моссъ. Онъ умоляетъ, повелѣваетъ, раздуваетъ страсти и горланитъ до тѣхъ поръ, пока молотокъ, представляющій приговоръ судьбы, не опускается внизъ, и вы не переходите къ слѣдующему жребію,
О, Лукуллъ, горемычный Лукуллъ! Кто бы, въ былыя времена, засѣдая за твоимъ роскошнымъ столомъ, нагружоннымъ массивными издѣліями благородныхъ металловъ — кто бы могъ подумать, что всѣ эти блюда, вилки и ножи подчинятся нѣкогда ревущей командѣ неугомоннаго аукціонера!
Аукціонъ продолжался уже давно. Превосходная гостинная мебель лучшихъ мастеровъ, рѣдкія заморскія вина, подобранныя съ отличнымъ вкусомъ знатока, полные и богатые приборы, столовые и чайные, были уже распроданы въ предшествующіе дни. Дюжаны три первосортныхъ бутылокъ купилъ, между-прочимъ, для своего хозяина, отличного знатока по этой части, буфетчикъ пріятеля нашего, Джона Осборна, извѣстнѣйшаго негоціанта и хлѣбосола на Россель-Скверѣ. Молодые маклера изъ Сити скупали нѣкоторыя статьи мсталлическихъ и фарфоровыхъ приборовъ, наиболѣе употребительныхъ въ хозяйствѣ. Оставались для распродажи статьи низшаго калибра, и публика была теперь далеко не такъ многочисленна и фешонэбльна, какъ въ первые дни аукціона. Ораторъ на столѣ разсыпался, между прочимъ, въ похвалахъ картинѣ, которую надлежало отрекомендовать внимательнымъ слушателямъ съ выгоднѣйшей стороны.
— Нумеръ триста-шестьдесятъ-девятый, проревѣлъ господинъ Молотковъ. Портретъ джентльмена на слонѣ. Кто желаетъ пріобрѣсть джентльмена на слонѣ? Подымите картину; Блауменъ, и пусть компанія разсмотритъ хорошенько этотъ нумеръ.
Блѣдный, долговязый мужчина, сидѣвшій на одномъ изъ столовъ съ задумчивымъ лицомъ, не могъ удержаться отъ улыбки, когда выставили на показъ драгоцѣнную картину.
— Блауменъ, поверните слона къ господину капитану, голосилъ мистеръ Молотковъ. Ну, сударь, что прикажете просить за слона?
Но капитанъ оторопѣлъ, смѣшался; покраснѣлъ и отворотилъ свою голову отъ аукціонера. Тотъ продолжалъ:
— Прикажете ли двадцать гиней за сіе произведеніе изящного искусства? — пятнадцать, десять, пять, назначьте свою собственную цѣну. Всадникъ безъ слона стоитъ одинъ пять фунтовъ.
— Удивляюсь, какъ онъ не проломитъ спину этого животного: этакой вѣдъ чудо-богатырь! проговорилъ мистеръ Моссъ, оффиціальный балагуръ, потѣшавшій почтеннѣйшую публику.
Толстый всадникъ на слонѣ былъ въ самомъ дѣлѣ изображонъ въ огромнѣйшихъ размѣрръ. Публика расхохоталась.
— Нѣтъ, сударь, не извольте унижать достоинство этого нумера, сказалъ мистеръ Молотковъ. Милостивые государи, любуйтесь имъ съ философской точки зрѣнія, какъ изящнымъ произведеніемъ искусства. Поза галантерейного животного изображена съ удивительною вѣрностію натурѣ; джентльменъ въ нанковой курткѣ, съ ружьемъ въ рукѣ, скачетъ на охоту за тигромъ; въ отдаленіи, на заднемъ планѣ, банановое дерево и индійская пагода: всѣ эти сюжеты, милостивые государи, обрѣтаются на лицо въ какомъ-нибудь интересномъ мѣстѣ знаменитыхъ ведикобританскихъ владѣній по ту сторону океана. Сколько за этотъ нумеръ? Ну, господа, не задерживайте меня на цѣлыай день.
Кто-то предложилъ пять шиллинговъ, и это опять цробудило вниманіе джентльмена въ военной формѣ. Онъ пристально посмотрѣлъ въ ту сторону, откуда исходило блистательное предложевіе, и увидѣлъ тамъ другого офицера, подъ руку съ молодой леди. Вся эта сцена ихъ, повидимому, очень забавляла, и они купили, наконецъ, интересную картину за полгинеи. Замѣтивъ такимъ образомъ эту юную чету, военный джентльменъ оторопѣлъ еще больше, покраснѣлъ до ушей, и, прикрывшись воротникомъ, совсѣмъ пересталъ дѣлать свои наблюденія. Было ясно, что ему никакъ не хотѣлось встрѣчаться съ юною четой.
Изъ всѣхъ другихъ статей, рекомендуемыхъ господиномъ Молотковымъ соревнованію почтенной публики, мы обратимъ вниманіе только на одинъ предметъ — на маленькое четвероугольное фортепьяно, принесенное изъ комнаты верхняго этажа (большой парадный рояль былъ проданъ наканунѣ). Молодая леди начала пробовать инструментъ съ быстротою опытной руки, и когда, наконецъ, дошла очередь до этой статьи, агентъ ея получилъ приказаніе вступить въ торгъ.
Но тутъ возникла оппозиція. Угрюмый офицеръ пустилъ въ ходъ своего агента изъ еврейской породы, и тотъ выступилъ на сцену противъ другого еврея — агента юной четы, купившей джентльмена на слонѣ. Такимъ образомъ, по поводу маленького фортепьяно, завязалась жаркая борьба, усердно поддерживаемая блистательнымъ краснорѣчіемъ господина Молоткова.
Соперничество продолжалось около четверти часа; агентъ молодой леди пересталъ наддавать цѣну, молотокъ опустился, и аукціонеръ сказалъ:
— За вами, мистеръ Левисъ; идетъ въ двадцати-пяти гинеяхъ.
И командиръ мистера Левиса вступилъ въ законное владѣніе маленькимъ четвероугольнымъ фортепьяно. Совершивъ эту покупку, воинствннный джентльменъ вздохнулъ свободно, какъ-будто тяжолый грузъ свалился съ его плечъ. Юная чета между-тѣмъ обратила пристальное вниманіе на своего счастливого соперника, и вдругъ молодая леди сказала своему кавалеру:
— Послушай, Родонъ, вѣдь это капитанъ Доббинъ.
Думать надобно, что Ребеккѣ не понравилось новое фортепьяно, взятое напрокатъ ея супругомъ, или, быть-можетъ, владѣльцы этого инструмента вытребовали его назадъ, уклонившись отъ дальнѣйшаго кредита. Статься-можетъ и то, что маленькій четвероугольный инструментъ пробудилъ въ ея душѣ какія-нибудь поэтическія воспоминанія, потому-что Ребекка играла на немъ довольно часто въ маленькой гостиной пріятельницы нашей, миссъ Амеліи Седли.
Распродажа производилась въ старомъ домѣ на Россель-Скверѣ, гдѣ мы провели нѣсколько вечеровъ, при началѣ этого достовѣрного разсказа. Старикъ Джонъ Седли разорился. Имя его на королевской биржѣ объявлено несостоятельнымъ: онъ обанкрутился, и коммерческая его дѣятельность прекратилась. Буфетчикъ мистера Осборна купилъ для погребовъ своего господина три дюжины бутылокъ первосортного портвейна. Три молодые маклера, Дель, Спигго и мистеръ Дель изъ Иголочной улицы, сдѣлали складчину для покупки двухъ дюжинъ столовыхъ и десертныхъ ложекъ и ножей, которые тотчасъ же, въ знакъ искренней преданности, были ими препревождены къ доброй мистриссъ Седли, такъ-какъ они хорошо помнили ея прежнюю хлѣбъ-соль и душевно уважали стараго добряка Джона Седли, благосклонного и снисходительного ко всѣмъ молодымъ людямъ, имѣвшиіъ съ нимъ въ бывалые времена постоянныя сношенія на биржѣ. Но зачѣмъ кептенъ Вилльямъ Доббинъ купилъ маленькое четвероугольное фортепьяно, принадлежавшее миссъ Амеліи, этого никто сказать не всостояніи; мы знаемъ только, что самъ капитанъ не игралъ на этомъ инструментѣ, точно такъ же, какъ не умѣлъ онъ плясать на веревочномъ канатѣ. Отсюда и слѣдуетъ, что фортепьяно куплено имъ не для собственного употребленія.
Есть въ лондонскихъ захолустьяхъ, неподалеку отъ фольгемской дороги, многія изящныя улицы съ романтическими сценами, въ родѣ, на примѣръ, аделаидиныхъ виллъ, — гдѣ красуются живописныя хижины на подобіе дѣтскихъ домиковъ младенческой архитектуры, откуда, изъ оконъ первого этажа, вы почти во всякое время непремѣнно увидите множество разнокалиберныхъ головокъ, снабженныхъ, вѣроятно, туловищемъ и ногами; чтобъ комфортэбльно сидѣть въ миньятюрныхъ гостиныхъ. Передъ каждымъ домикомъ непремѣнно палисадникъ, гдѣ, наравнѣ съ маргаритками и незабудками, каждую весну расцвѣтаютъ маленькіе дѣтскіе передники, красные или зеленые сапожки, розовыя шляпки, темно-зеленыя фуражки и другіе сюжеты въ этомъ родѣ, polyandria, polygynia. Здѣсь обитаютъ красота и невинностъ. Отъ ранняго утра до поздней ночи вы услышите здѣсь мелодическіе звуки гармоники или эпинетты; акомпанируемые женскими голосами, увидите дѣтскія пеленки, просушиваемыя на перилахъ, и подъ вечеръ непремѣнно встрѣтите какого-нибудь писаря или конторщика, кюторый возвращается домой изъ Сити, съ блѣднымъ лицомъ и понурою головою.