— Говорю тебѣ опять, Вилльямъ, мы не мужчины, замѣтила миссъ Анна.
— Да, клянусь честью, я очень жалѣю, что все это мнѣ сказано не мужчиною, проревѣлъ этотъ неукротимый британскій левъ. Еслибъ какой-нибудь мужчина осмѣлился произнести противъ нея обидное слово, я увидѣлъ бы, чортъ побери, какой у него лобъ, чугунный или мѣдный. Но мужчины не говорятъ такихъ вещей, миссъ Анна, женщины однѣ только умѣютъ шушукатъ, пищать, визжать и сплетничать, какъ-скоро рѣчь заходитъ о женщинѣ… Ну, опять пойдетъ потѣха… полно, полно. Я вѣдъ только назвалъ васъ гусынями, продолжалъ Вилльямъ Доббинъ, замѣтивъ, что розовыя глазки миссъ Анны отуманиваются обыкмвенной влагой. Ну, ну, вы не гусыни, вы лебеди… все что хотите, только, пожалуіста, оставьте въ покоѣ миссъ Седли.
— Уму непостижимо, отчего это Вилльямъ привязался къ этой востроносой кокеткѣ! думали единодушно мистриссъ Доббинъ и всѣ ея дочки. Для такой глупости и примѣровъ не сыщется на бѣломъ свѣтѣ.
И на этомъ основаніи, онѣ трепетали единосердечно, воображая, что хитрая кокетка, брошенная Осборномъ, завербуетъ себѣ новаго обожателя въ лицѣ одурѣлаго Вилльяма Доббина. Имъ было извѣстно, что такіе опыты производились весьма часто въ кругу ихъ знакомокъ, и — почему знать? — быть-можетъ онѣ сами поступили бы точно такимъ образомъ на мѣстѣ бѣдной дѣвушки, покинутой своимъ женихомъ. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ, предчувствія ихъ могли основываться на собственномъ ихъ понятіи о подобныхъ опытахъ.
— Это еще слава Богу, мама, что полкъ ихъ скоро выступаетъ за границу, говорили молодыя дѣвицы: авось это, по крайней мѣрѣ на время, освободитъ брата отъ сѣтей кокетки.
Дѣло, въ самомъ дѣлѣ, получало именно такой оборотъ, скоро возведенный на стенень историческаго факта. По распоряженію судьбы, корсиканскій выходецъ долженъ былъ принять дѣятельное участіе въ этой домашней драмѣ, разыгрываемой на базарѣ житейской суеты; ей бы и не кончиться безъ могущественнаго содѣйствія этого великаго героя въ политическомъ мірѣ. Наполеонъ рѣшительно разорилъ въ конецъ господина Джона Седли. Съ его прибытіемъ, вся Франція стала подъ ружье, Европа заколыхалась, и, что всего хуже, фонды рѣшительно упали на лондонской биржѣ. Между тѣмъ какъ Французы группировались на Майскомъ полѣ подъ побѣдоносными орлами, четыре европейскіе гиганта готовились устроить chasseàl'aigle, и одинъ изъ нихъ явился въ британской арміи, гдѣ между-прочимъ были два знаменитые героя: кептенъ Доббинъ и капитанъ Осборнъ.
Новость о возвращеніи Наполеона съ острова Эльбы и пріемъ, оказанный ему въ столицѣ Франціи, преисполнили огненнымъ энтузіазмомъ весь Трильйонный полкъ, еще такъ недавно отличавшійся своими похожденіями по ту сторону океана. Благородное честолюбіе, надежда, патріотическое рвеніе восиламенили всѣхъ, отъ полковника до послѣдняго барабанщика, и каждый готовъ былъ поблагодарить лично отъ себя корсиканскаго выходца за его неугомонную юркость. Уже давно Трильйонный полкъ горѣлъ нетерпѣніемъ доказать своимъ товарищамъ въ британской арміи, что вест-индскій зной и жолтая лихорадка не истребили въ немъ порывовъ мужества и чести, и вотъ наступила наконецъ желанная пора для подвиговъ великихъ. Стоббль и Спуни надѣялись, безъ всякихъ хлопотъ, получить слѣдующій чинъ, майорша Одаудъ надѣялась, въ концѣ компаніи, подписываться мистриссъ полковницей Одаудъ Трильйоннаго полка. Пріятели наши, Доббинъ и Осборнъ, раздѣляли, каждый по своему, всеобщій восторгъ: Доббинъ былъ спокоенъ, тихъ и важенъ, мистеръ Осборнъ беззаботно предавался увлеченію пылкаго чувства, и оба въ одинаковой степени готовы были исполнить свою обязанность на полѣ чести и славы.
Волненіе, произведенное повсюду свѣжимъ политическимъ событіемъ, было такого рода, что въ столицѣ почти не обращали вниманія на частныя дѣла, и вотъ почему собственно Джорджъ Осборнъ, занятый приготовленіями къ неизбѣжно-предстоявшему походу, пропускалъ почти мимо ушей всѣ другія событія, которыя, нѣтъ сомнѣнія, были бы для него интересны въ мирное время. Сказать правду, онъ не слишкомъ огорченъ былъ катастрофой, разразившейся надъ головою добраго мистера Седли. Онъ имѣлъ поэтическое совѣщаніе съ своимъ портнымъ въ тотъ самый день, когда кредиторы въ первый разъ обступили этого несчастнаго джентльмена. Старикъ-отецъ разсказалъ ему о постыдномъ и безчестгомъ поведеніи банкрота, намекнулъ деликатнымъ образомъ о необходимости прервать всякія сношенія съ легкомысленной дѣвочкой, и, въ заключеніе, далъ ему въ тотъ вечеръ значительную сумму денегъ для закупки разныхъ разностей, необходимыхъ для похода, Джорджъ принялъ деньги съ великимъ удовольствіемъ, и пожелалъ своему родителю спокойной ночи. Печатныя объявленія уже висѣли надъ окнами дома Седли, гдѣ онъ провелъ многое множество пріятныхъ часовъ. Джорджъ ясно разсмотрѣлъ ихъ при свѣтѣ луны, когда проходилъ мимо этого дома на свою городскую крартиру. Стало-быть, гостепріимный домъ былъ запертъ для бѣдной Эмми и родителей ея; куда жь они дѣвались, и гдѣ ихъ настоящій пріютъ? Мысль о погибели несчастнаго семейства произвела непріятное впечатлѣніе на его душу. Джорджъ былъ въ этотъ вечеръ очень задумчивъ и печаленъ въ общей залѣ гостинницы «Пестраго Быка», гдѣ была его квартира, и пилъ слишкомъ много, такъ-что это обратило на него вниманіе товарищей, сидѣвшихъ за общимъ столомъ.