Дѣло въ томъ, что mademoiselle Fifine, не спросясь ничьего позволенія, изволила совсѣмъ оставить хозяйственное заведеніе на Курцонской улицѣ. Подобравъ брильянты и другія бездѣлки, оставленныя въ гостиной, Фифина взошла къ себѣ наверхъ и тщательно уложила. всѣ свои картонки, ящички и сундучки. Затѣмъ, выбравшись на улицу, она наняла извощичью карету для собственнаго употребленія, и вынесла собственноручно весь свой багажъ, безъ всякой посторонней помощи, въ которой вѣроятно ей бы отказали, такъ-какъ вся домашняя челядь ненавидѣла отъ всей души эту заносчивую Парижанку. Такимъ-образомъ, не простившись ни съ кѣмъ, мамзель Фифина покинула Курцонскую улицу однажды навсегда.
Игра, по ея мнѣнію, совсѣмъ окончилась въ этомъ малензькомъ хозяйствѣ, и mademoiselle Fifine уѣхала въ наемной каретѣ, какъ вѣроятяо многія изъ ея прекрасныхъ соотечественницъ поступили бы на ея мѣстѣ. Собираясь въ путь далекій, она забрала не только свои собственные пожитки, но и нѣкоторыя довольно замѣчательныя вещи, составлявшія собственность мистриссъ Кроли (если только можно допустить въ строгомъ смыслѣ какую-нибудь собственность у этой миледи). Кромѣ вышеупоминутыхъ брильянтовъ и нѣкоторыхъ нарядныхъ платьевъ, уже давно привлекавшихъ вниманіе этой любезной служанки, мамзель Фифи захватила ненарокомъ четыре богатѣйшіе вызолоченные подсвѣчника à la Louis-Quatorze, шесть вызолоченныхъ альманаховъ, столько же кипсековъ, золотую эмалевую табакерку, принадлежавшую когда-то мадамъ дю-Барри, хорошенькую маленькую чериильницу и перламутровый письменный приборъ, употреблявшійся въ извѣстныхъ случаяхъ при сочименіи очаровательныхъ записочекъ на розовой бумагѣ. Серебряныя вилки и ножи; лежавшіе на маленькомъ столикѣ по поводу petit festin, прерваннаго Родономъ, также исчезли изъ джентльменскаго домика вмѣстѣ съ исчезновеніемъ мамзель Фифины. Но другія металлическія принадлежности, неудобныя для перенесенія вслѣдствіе ихъ тяжеловѣсности, она оставила на своемъ мѣстѣ, и по этой же причинѣ остались неприкосновенности каминные приборы, каминныя зеркала и фортепьяно изъ розоваго дерева. Спустя нѣсколько времени, одна почтенная дама привлекательной наружности, похожая какъ двѣ капли воды на мамзель Фпфину, открыла въ Парижѣ модный магазинъ въ Rue du Helder, гдѣ она жила, пользуясь большимъ кредитомъ, и наслаждаясь покровительствомъ милорда Стейна. Эта особа отзывалась всегда объ Англіи, какъ о самой негодной странѣ въ мірѣ, и разсказывала своимъ молодымъ воспитанницамъ, что она была нѣкогда affreusement volée туземцами этого острова. Нѣтъ сомнѣнія, что изъ состраданія къ этимъ несчастіямъ, великодушный маркизъ оказывалъ свое покровительство почтеыной madame de Saint Amarante. Да здравствуетъ она мпогія лѣта на Базарѣ Житейской Суеты! Мы не будемъ имѣть съ ней никакого дѣла.
Услышавъ необыкновенную толкотню и движеніе внизу, мистриссъ Родонъ Кроли, пораженная сильнѣйшимъ негодованіемъ на безстыдство прислуги, неотвѣчавшей на ея многократный призывъ, накинула на плеча свои утренній пеньюаръ, и величественно сошла въ гостиную, откуда слышался этотъ демонскій гвалтъ.
Тамъ кухарка съ грязнымъ лицомъ и въ засаленомъ передникѣ, сидѣла на прекрасной ситцовой софѣ подлѣ мистриссъ Регтльсъ, которую подчивала мараскиномъ. Вертлявый пажъ, еще недавно разносившій розовыя записочки мистриссъ Кроли, и проворно вилявшій около ея маленькой коляски, запускалъ свои пальцы въ банку съ малиновымъ вареньемъ; каммердинеръ серьёзно разговаривалъ съ мистеромъ Реггльсомъ, котораго лицо выражало глубокое разстройство и печаль — и увы! хотя дверь была отворена, и Ребекка уже нѣсколько разъ топала своей миньятюрной ножкой, никто изъ слугъ не обратилъ ни малѣйшаго вниманія на присутствіе миледи.
— Еще рюмочку, голубушка! говорила кухарка, обращаясь къ мистриссъ Реггльсъ, когда Ребекка стояла среди комнаты.
— Симпсонъ! Троттеръ! кричала раздраженная миледи. Какъ вы смѣсте здѣсь оставаться, когда слышите мой голосъ? Какъ вы смѣете сидѣть въ моемъ присутствіи? Гдѣ моя горничная?
Пажъ встрепенулся и поспѣшилъ высвободить изъ банки свои пальцы, но кухарка храбро додила свой стаканъ, и еще храбрѣе уставила глаза на мистриссъ Кроли. Ликеръ, повидимому, возбудилъ въ ней яростное присутствіе духа.