Та договаривалась о цене, получала деньги – разве на пенсию проживешь? И строго по часам выпускала Ибрагима со двора.
Работник он был хороший, не пил, не курил. Все были довольны.
Но пошли слухи. И тут случилось, что услуги Ибрагима и Кольке понадобились. Севши посреди рабочего дня обедать, Колька мучаясь этими слухами, осторожно у Ибрагима спросил:
– А ты что, не мог никого помоложе в хозяйки найти? Глядишь, и женился бы! Ибрагим, почесав голову, ответил просто:
– Жениться не хочу, у меня на родине невеста есть. Вот денег заработаю и уеду. А то, что старая, какая мне разница – спать есть где, кушать тоже и дает всегда, как только захочу!
Колька даже не понял:
– Что дает?
– Ну, это самое… – И Ибрагим прямо по-русски назвал слово.
Колька опешил:
– Так она же старая!
– А какая разница? У всех это дело одинаковое. А девушки мне не дают! Потому что я для них чурка.
– А тебе сколько лет? – поинтересовался Колька.
– Скоро тридцать будет.
– И как это с ней?
– Да как со всеми,– равнодушно ответил Ибрагим. И добавил:
– Это она, чтобы я не ушел.
… Мария Петровна приближалась. Торговки вдруг обернулись друг к другу, оживленно разговаривая.
Мария Петровна поняла. Она, не удостоив их взглядом, прошла мимо, а с Колькой, однако, вежливо поздоровалась.
Колька зла к ней не имел. Ну, в конце концов, каждый в этой жизни устраивается, как может.
… Рынок и площадь провинциального городка жили своей жизнью. Нельзя сказать, что жизнь эта кипела, нет, все здесь проходило спокойно, обстоятельно.
– Нюр,– услышал Колька,– так куда это?
Все знали, что Нюра, купила в прошлом месяце каких-то породистых кур, за которыми специально ездила куда-то на птицефабрику.
– Да черт их знает, вроде упитанные, резвые, а яйца, вон, гляди, я их на продажу принесла, – мелкие яйца какие-то и скорлупа прямо просвечивается, того и гляди разобьются!
– Давай я твоим курам своего петуха дам. Я тебе, Нюрка, прямо скажу – я таким и молодости не был – как не посмотрю, все на курице сидит!
– Да не нужен твой петух, они без петуха несутся!
– Врешь ты, Нюрка, ты вот без мужика не родишь!
– Я, Валь, уже и с мужиком не рожу!
… Валь, у тебя кабачки-то взошли?
– Да беда прямо с ними, изнутри гниют почему-то! Сегодня выкину, лучше капусту посажу.
– А у меня, Валь, кролики помирать начали, за неделю три крольчихи сдохли. Так жаль, так жаль.
Щебетали, встречаясь группками, городские дачники.
– Здравствуйте, здравствуйте! Вас с днем рождения или с чем-то другим поздравить?
– С чего вы взяли?
– Ну, как же – машин полно у вашего забора вечор стояло, и целый вечер музыка играла!
– Взяли бы, да зашли!
– Ну, как-то без приглашения….
– Это же не город, можно и без приглашения! Да, нет, никакого события не было, просто друзья приехали. Знаешь, есть такая хитрость – зачем мне дачу строить, когда по друзьям дачникам ездить можно! Это я так, без злобы! Мы друзьям рады.
– А не возьмут ли ваши ребята моих девчонок на речку?! А то они одни стесняются!
– Да с удовольствием, давайте их познакомим!
– Да? – Вот девчонки обрадуются!
…. А у вас клещей нет?
– Да нет, вроде…
– А моего вчера укусил, представляешь, в лес ходить боится из-за клещей, так тот в саду достал!
… Колька прошел мимо рядов, поздоровался, поговорил, и сел опять у своего ящика.
– Где ж Митька-то? – подумал он, огляделся, время было то самое для Митьки. Кончается базарный день, лентяй и пустобрех, а вообще-то всеобщий любимец, не молодой уже Митька, всю жизнь как-то проболтался в поселке, особенно ничего не делая и живет в старом доме один, появляется в этом самом людном месте и веселит народ. Вот и сейчас, он, оседлав велосипед, ехал вдоль рядов, до ушей растянув свой почти беззубый рот и орал во все горло:
– Эх, хорошо в стране советской жить! С нашими людями не приходиться тужить!– и продолжил дальше по известному принципу: что вижу, то и пою.
Нет, дураком он не был. Просто веселый, пустой пустобрех! Так он ухитрился прожить всю жизнь. И всем почему-то он был люб.
Мрачным и темным его видели только раз в два-три месяца, когда он впадал в запой. Но видели редко – только когда он не поднимая глаз, в надвинутой на лоб шапке – даже если стояло лето – шел в магазин за очередной бутылкой.
А потом – все! Ни одного грамма. До следующего запоя.