Всеволод Бернштейн
БАЗЕЛЬСКИЙ МИР
Cтрельба внизу прекратилась. Наступившая тишина пугала больше, чем хлопки выстрелов, больше, чем размытая лунным светом темнота вокруг. Следы на снегу хорошо заметны, они выведут тех, кто стрелял, точно к нам. Сколько еще есть времени? Полчаса? Двадцать минут? Ноги не двигаются, дикий холод. Остается сидеть и смотреть на небо, подпертое пепельно-серыми горами, на бриллиантовые пылинки звезд в прорехах ночных облаков. Если закрыть глаза, бриллиантовые пылинки не исчезнут, будут мерцать и подрагивать. Красиво. Четыре месяца я пытался эту красоту разглядеть, и вот — получилось. Даже не надо открывать глаза. Четыре месяца…
Четыре месяца назад в часовом бутике «Бухерер» я объяснял Ивану Семеновичу устройство вечного календаря на примере часов «Свенд Андерсен». Вообще-то, вечный календарь был Ивану Семеновичу не нужен, и «Свенд Андерсен» тоже. Иван Семенович прилетел в Цюрих из Краснодара специально за вторым «ролексом». Свой первый «ролекс», год назад, он купил с моей помощью. Я нашел для него вариант с хорошей скидкой и приятным обхождением, он улетел довольный, и через год вернулся, уже за золотым хронографом — вдвое дороже. Большинство таких клиентов возвращаются, у меня всегда найдется интересный вариант.
Пока часовой мастер выполнял подгонку браслета, Иван Семенович успел расспросить меня о вечном календаре и рассказать, как провел этот год, как поменял «хаммер-два» на полноприводную «пятерку» БМВ, как достроил дом и купил участок земли в Черногории. «Ролекс» для Ивана Семеновича был чем-то вроде ордена, который вручают самому себе за заслуги на жизненном пути. И обязательная часть ритуала вручения ордена — отчитаться швейцарскому часовому барыге о своих достижениях. Я слушал внимательно, со сдержанным одобрением, где нужно покачивал головой, где нужно вскидывал брови. Комиссионные необходимо отрабатывать. Два года назад за эти деньги мне пришлось бы целую неделю высасывать из пальца газетные заметки. А тут — сорок минут, и мы, довольные друг другом, жмем руки. Я почти уверен, что через год снова увижу этот крепко сбитый и круто сваренный продукт краснодарских черноземов, снова буду пожимать волосатую ручищу, на которой не сходится стандартный часовой браслет. По моим прогнозам, через год он поменяет «пятерку» БМВ на «семерку» и созреет до «Патек Филиппа» себе и «Бреге» для супруги. И тогда я одним махом смогу заработать тысячи две, а то и две с половиной. Боже, храни Краснодар!
Распрощавшись с довольным ролексоводом, я направился в сторону Парадеплац. Можно было не торопиться. Светило декоративное декабрьское солнце, часы на церкви Святого Петра пробили обед. Банхофштрассе, одна из самых дорогих торговых улиц мира, по-пейзански уютно пахла брецелями и жареными каштанами. Труженики окрестных бутиков и офисные сидельцы, радуясь хорошей погоде, высыпали на улицу со своими сандвичами и салатами, рабочие с ближней стройки подкреплялись телячьими сосисками, которые продаются вместе с ломтем серого хлеба. Китайские туристы зачехлили фотоаппараты, и, как охотничьи собаки в незнакомом лесу, осторожно нюхали воздух, решая, что из варварской еды им выбрать, брецель или сосиску. Даже очень сытому человеку трудно удержаться от соблазна и не влиться в эту жующую и радостно щебечущую пастораль, а я был голоден, разговоры о вечных календарях и домах в Черногории отняли много сил. Я уже нацелился на окутанный клубами душистого пара киоск, как услышал за спиной окрик:
— Владимир!
Невысокий человек в распахнутом пальто помахал мне рукой. Это был Лещенко, из посольства. Я заметил его еще в бутике, он сидел в другом конце зала и выбирал часы. Сидел он вполоборота, я был уверен, что он меня не узнал, мне его узнавать тоже резона не было.
— Фу! — Лещенко шумно отдышался, — еле догнал! Здравствуйте! А я вас в магазине увидал, хоть одно знакомое лицо в этом Цюрихе.
— Можно поздравить с покупкой? — учтиво поинтересовался я.
— Да какое там! — отмахнулся Лещенко. — Просто так зашел, время убить до поезда, а тут гляжу — вы. Или мы на «ты»?
Я кивнул, хотя не помнил, чтобы когда-нибудь вообще обращался к нему. С шефом его, Цветковым, советником посольства, сталкиваться приходилось часто, а Лещенко был при нем кем-то вроде референта, первое время я даже думал, что он шофер Цветкова. Внешность у него была совершенно бесцветная — бесцветные глаза, бесцветные редкие волосы, на которых никогда не принимается седина, поэтому трудно было понять, сколько Лещенко лет. Сорок? Пятьдесят?
— Слушай, Володя, есть пара минут? — сказал он уже совсем по-приятельски. — Давай по кофейку! Или, может, — Лещенко кивнул на благоухающий киоск, — по сосиске?