Даниэль снова открыл окошко и протянул часы мне.
— Попробуй сам!
— Вот оно что! — я взял часы и повернул заводную головку. — Это действительно что-то новое. Приходилось видеть разные конструкции индикатора, но такое вижу впервые. Эта диафрагма… интересное решение. Сразу бросается в глаза.
— Оно и должно бросаться в глаза, — кивнул Шапиро, — потому что индикатор запаса хода — это самая важная деталь в часах.
— Вот как?! А я думал, запас хода — это вспомогательная информация, а главное — это все-таки время…
— Время? А что такое время? — хитро улыбнулся Даниэль.
— Часы, минуты, секунды…
— Часы, минуты, секунды придумали люди, чтобы не опаздывать на поезд, и, возможно, совершенно напрасно. Потому что получается, что время для всех одинаковое, что, конечно же, совершенно не так. Это противоречит фундаментальным законам физики. Давно доказано, что каждый объект во Вселенной имеет свое собственное время. Время — индивидуальная характеристика. У галактик свое собственное время, у каждой звезды свое время, у людей тоже свое время, свое — у каждого, у меня, у тебя, у Барака Обамы, у Путина, у Донателлы Версаче. Мои пять минут не могут быть равны твоим. А час жизни Донателлы Версаче — совсем не то же самое, что час жизни Путина. Это против физики и против здравого смысла. Но «Бланпа» Путина, «Картье» Версаче и «Касио» вон того бездельника за окном функционируют одинаково, отсчитывают одинаковые промежутки времени.
— Допустим, — согласился я. — Но разве это собственное время каждого человека как-то можно измерить?
— Представь себе, можно! — воскликнул Даниэль. Он откинулся на спинку стула и произнес: — Ах, мой дорогой Владимир… — В наших беседах за такими высокопарными обращениями обычно следовали лирические отступления, я тоже устроился поудобнее.
— Я наблюдаю за миром глазами механика, — начал Шапиро. — И за людьми я тоже наблюдаю глазами механика. Я давно уже заметил одну вещь: каждый человек имеет свою индивидуальную манеру движений. Это как походка, она у каждого своя, но походка — лишь часть того, что я называю «кинетическим портретом» человека. Каждому человеку присуща своя, особенная манера движений — головой или руками, или бедрами, если мы говорим о женщинах, хотя о женщинах мы сейчас не говорим. А теперь самое интересное! «Кинетический портрет» человека, который живет в гармонии с собой и с окружающим миром, отличается от «кинетического портрета» человека с проблемами. Попросту говоря, счастливые люди совершают меньше резких движений. Они могут двигаться быстро или медленно, но в целом, гораздо плавней, чем люди, которые с собой не в ладу. Объяснений этому факту можно придумать сколько угодно, возможно, когда-нибудь у ученых дойдут руки, чтобы доказать это научно. Меня сейчас научные доказательства не интересуют, я просто привык верить своему глазу. Ты, Владимир, не замечал ничего подобного?
— Признаться, нет. Нужно будет присмотреться.
— Теперь о часах, — продолжил Шапиро. — Их механизм подзаводится автоматически. Это значит, когда владелец часов двигает рукой, сектор подзавода внутри механизма тоже движется и передает энергию на пружину балансового колеса. Так устроено большинство часов с автоподзаводом. Но «Роже де Барбюс Оупен Харт» устроен немного по-другому. — Шапиро сделал многозначительную паузу. — Я изобрел и изготовил специальный отсекатель резких движений. Благодаря ему, резкие движения не учитываются при заводе пружины, то есть как только человек начинает резкое движение, сектор автоподзавода стопорится, завод не увеличивается. Понимаешь, Владимир? Двигаясь резко, негармонично, эти часы невозможно завести, они остановятся! Индикатор запаса хода, это маленькое окошко «открытого сердца», как бы сигнализирует владельцу: эй! Посмотри, что-то не так! Что-то не так с твоим временем, с твоей жизнью! Твое сердце закрывается! Оно должно быть открытым! «Открытое Сердце» — какое название! Жаль, что не я его придумал!
— Но ты дал ему новый смысл! Очень красивый концепт. Я должен написать о них в своем блоге.
— Нет, нет! — замотал головой Даниэль. — Еще рано. Технически часы готовы на сто процентов, но они должны отлежаться. Я медитирую над ними и еще не получил ответа, готовы ли они на самом деле. Это самое начало пути, Владимир. Я мечтаю сделать часы, которые будут изменяться вместе с владельцем — созревать, стареть, умирать.