Мессия! Тут я вспомнил Комина, каким я его знал по нашим посиделкам в общежитии с распитием азербайджанского портвейна и спорами до хрипоты. Веселый враль и мастер розыгрышей. Истории с колонизацией, канализацией, таинственными исчезновениями вполне в его стиле. Но Антарктида! Кто его туда пустил!? Я продолжил читать, перелопачивая тонны бреда сетевых завсегдатаев. Как старатель на ручье, я выискивал в мутном потоке драгоценные крупицы Сашкиных фантазий, которые я сразу мог распознать, выслушав двадцать лет назад сотни его баек. Он их выдавал по две-три штуки в день, словно их беспрерывно вырабатывала какая-то внутренняя железа.
Колонизация космоса. И… бессмертие. Это слово тоже часто мелькало в статьях о террористе Алексе Кее. Стоит человеку прорваться в космос и сама природа сделает его бессмертным. Примирение науки и религии. Космос, вечная жизнь, бессмертие души. Комин, Комин… Но каков! Вспомнились рыжие непокорные вихры на его голове, у него была привычка взбивать волосы пятерней, когда очередная завиральная история рождалась на свет.
Я встал из-за стола, пошел в кладовку, нашел старый фотоальбом со студенческими фотографиями. Уже успевшие пожелтеть черно-белые снимки, молодые беспечные лица. Нелепая мода 80-х — стриженые виски, брюки-бананы. Учебные практики — вахты, измерения. В ушах зашумели волны, к горлу подкатил комок. Пошел на кухню, достал из шкафчика бутылку виски, налил себе в стакан на три пальца и выпил почти залпом.
Алкоголь ударил в голову, и грянули колокола. Я не сразу сообразил, что это никакие не колокола, а дверной звонок. Прошел в переднюю, не выпуская стакана из рук, открыл в дверь и застыл от удивления.
На пороге стоял Сашка Комин, собственной персоной. Непокорные рыжие вихры на голове исчезли, сменившись бритой лысиной, но глаза цвета южного неба, въевшиеся, как морская соль, веснушки, и главное — вечная одесская ухмылочка, все это осталось на своих местах. Я зажмурился, решив, что виски на три пальца залпом — это все-таки много, но видение не исчезло. Вдобавок раздался совершенно не изменившийся Коминский голос:
— Всё, как я и думал! Пришел домой, порылся в интернете и накатил стакан!
— Сашка, ты? — спросил я осторожно.
— Я! — с широкой улыбкой объявил Комин. — Войти-то можно?
Я быстро оглянулся по сторонам — вокруг ни души.
— Тебе нельзя сюда, — тихо, почти шепотом заговорил я. — За мной следят. Сегодня про тебя спрашивали…
— О! Значит, я знаменит!
— Тебя ищут, слышишь! Интерпол ищет, ФСБ… Они на меня вышли. Уходи быстрей! У меня опасно!
— Шпионские игры. Герань на подоконнике. Как пройти на Блюменштрассе? ФСБ, это кто? Лещенко, что ли?
Я поперхнулся.
— Ты его знаешь?
— Конечно, знаю. Порядочный негодяй, но что делать? Других шпионов у нас нет. Это я попросил его с тобой переговорить.
— Ты? — еще больше удивился я. — Но зачем?
— Надо было прощупать тебя немножко перед встречей. Все-таки столько лет прошло, вдруг ты скурвился? Можно уже войти? — Комин легонько отстранил меня рукой, шагнул внутрь квартиры и прикрыл дверь. — Уютненько, — он быстро окинул взглядом мое жилище, потом посмотрел на меня. — Ну, что ты как обухом ударенный? Это я, не привидение, не дух святой, и я очень рад тебя видеть! — Комин обхватил меня руками и крепко обнял.
— Я тоже рад, — ответил я, все еще плохо соображая. — Только объясни уже, наконец, откуда ты взялся. И что вообще происходит?
— Все объясню, все расскажу, — Комин через мое плечо заглянул в гостиную. — Ты один? Не против, если я у тебя переночую?
— Ночуй, конечно. А ты уверен, что это безопасно? Я имею в виду, для тебя…
— Расслабься, Володенька, мы же в Швейцарии, в самой безопасной стране мира! С тех пор, как доктор Плейшнер выпал из окна, ничего страшного здесь не происходило. Но даже доктор Плейшнер был выдумкой. А что ты, кстати, пьешь? — Комин кивнул на стакан у меня в руке. — Плесни-ка и мне. Обмоем встречу.