В квартире я приготовил для Комина отдельную комнату, навел идеальную чистоту, перетряс видеотеку в поисках легких комедий, принес из подвала груду глянцевых журналов, забил холодильник вкусной и здоровой пищей, а в своем расписании на несколько дней отменил все встречи с клиентами. И еще я проштудировал историю с аргентинским вертолетом, отобрал мнения экспертов, которые связывали крушение с техническими неисправностями, и сам себя убедил, что эти эксперты правы.
Ни комедии, ни глянцевые журналы в итоге не понадобились. Комин часами лежал на кровати и смотрел в потолок. Когда я звал его обедать, он послушно шел, садился за стол, ковырялся вилкой в макаронах, выпивал стакан воды. Я небольшой мастер вести застольные беседы, мои монологи о погоде, о футболе-хоккее, о том, что хорошего случилось в мире, на самого меня наводили тоску. Тогда я заговорил о вертолете. Я принес приготовленную папку распечаток и разложил их перед Коминым. «Это была техническая поломка! — убеждал я Комина и показывал ему мнения экспертов. — Такие аварии происходят ежедневно повсюду в мире. Вертолет — чертовски опасный вид транспорта! Тем более в антарктических условиях. Низкие температуры, сильный ветер, плохая видимость, ты же сам это прекрасно знаешь. Они там десятками бьются, гибнут люди, их безумно жаль, но что делать? И потом, они военные! Это их профессия — жизнью рисковать. Ты знаешь, сколько военных во всех армиях мира гибнет от несчастных случаев, не связанных с боевыми действиями? Вот здесь есть статистика. Это сравнимо с боевыми потерями в локальных конфликтах. Взгляни!» — я нашел нужный листок и показал Комину. Комин отодвинул распечатки, извинился, встал из-за стола и ушел в свою комнату. Я выждал пару минут, на цыпочках подошел к двери и посмотрел в замочную скважину. Он лежал на кровати. Все колющие и режущие предметы я из комнаты предварительно убрал, равно как и все лекарства из аптечки в ванной комнате — все подчистую, включая йод. Пора переходить к плану «Б», решил я. Перед приездом Комина я разыскал в библиотеке Славянского семинара книгу о Николае Федорове, дочитать до конца ее не успел, но кое-каким материалом для бесед разжился.
Я взял книгу и постучался в комнату. Комин не ответил. Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь: можно? Комин молча лежал на кровати.
— Смотри, что у меня есть! — я показал книгу в добротном черном переплете — в Цюрихской библиотеке большинство книг переплетают заново. — Ты это читал? — Я присел на стул рядом с кроватью. — Федоров — вот человечище! К стыду своему, только недавно про него узнал. От тебя. Читаю с удовольствием. Светлая голова! Лев Толстой к нему в друзья набивался, но он с ним был суров. Помнишь эту историю? — Комин взглянул на обложку книги и отвел взгляд. — Но я, собственно, вот что тебе хотел рассказать. Федоров много писал об «обыденных» храмах на Руси, то есть храмах, которые строили всей общиной за один день. Это, кажется, чисто русская традиция, но он считал эти храмы ростками общего дела для всего человечества. Так вот, недавно я ездил с приятелем в Аскону, и там, в парке Монте Верита, какие-то люди за ночь построили огромное сооружение, похожее на ракету. И меня только сейчас осенило — это ведь и был как бы «обыденный» храм! Храм и ракета похожи по очертаниям! Они еще там слово «вечность» написали. Представляешь? Здесь, в Швейцарии, такие вещи происходят.
Бледные щеки Комина слегка зарделись, губы дрогнули. Сложно было понять, положительные это эмоции или отрицательные. Я решил больше его не беспокоить.
— Отдыхай! — сказал я и вышел из комнаты.
Главные надежды мною возлагались на план «В». «В» как Валентина, Валюша, девушка пронзительной красоты и трудной судьбы. В мощном терапевтическом эффекте Валюшиной красоты я имел возможность убедиться лично. Мы с ней познакомились на курсах профориентации при бюро по трудоустройству. Был в моей швейцарской биографии такой скорбный период. Из газеты меня уволили, на дворе бушевал кризис, и ради пособия я был вынужден сдаться в бюро по трудоустройству. Пособие так просто не платили, взамен требовалось отбывать многочисленные неприятные повинности, вроде этих курсов, где объясняли, как правильно искать работу в Швейцарии. Курсы вел англичанин, которого звали Стивен Кинг, его имя и фамилия — единственное, что хоть как-то оживляло беспросветно унылую атмосферу, в которой два курда, два иракца, македонец, сомалиец и я слушали, что мы должны быть напористыми, настойчивыми, излучать оптимизм и повышать самомотивацию. Эта мантра в разных вариациях повторялась по шесть часов с перерывом на ланч на протяжении тринадцати дней. Курды и иракцы болтали друг с другом, наплевав на осуждающие взгляды герра Кинга, македонец гонял змею в мобильном телефоне, сомалиец спал, а я маялся.