Мы устроились на тесной кухне с бутылкой виски и солеными хлебными палочками, другой закуски в доме не нашлось.
Чокнулись, выпили.
— Думал, мы с тобой пораньше свидимся, не через двадцать лет. Ах ты, бродяга! — Комин снова обнял меня за плечи.
— Я пытался тебя разыскивать, у знакомых спрашивал, в институте. Никто ничего…
— Помотало меня, — усмехнулся Комин
— Слышал, ты даже в Антарктиде успел побывать.
— Успел…
— Но как?
— Да очень просто, — Комин провел рукой по несуществующим вихрам. — В девяностых бизнесом занялся. Как все. Наделал долгов. Таким людям оказался должен… Мама дорогая! Загорелась у меня земля под ногами. Времена-то суровые были — утюги, паяльники, — это в лучшем случае. Думал, всё! — Комин засмеялся, будто вспомнил о чем-то особенно приятном. — А тут корешок знакомый порекомендовал место, из которого даже у этих ребят кишка тонка кого-нибудь достать. Корешок знал человека из Института Арктики и Антарктики, который обслуживающий персонал на зимовки в Антарктиду набирает. Им как раз повар был нужен на станцию «Восток». Готовить-то я люблю, с детства, можно сказать. Поварской диплом сделать — дело техники. В общем, я еще только месяц попрятался и отчалил на «Академике Федорове» к далеким берегам. Год отзимовал, тут же на второй завербовался, на третий не взяли, врачи сказали, для психического здоровья вредно. Но я-то знаю, что для психического здоровья самое полезное — это быть живым. Поэтому я к американцам завербовался, на станцию «Мак Мёрдо», до этого я у них две недели кока подменял, пока они своему аппендицит вырезали, понравились им мои котлетки, они и оформили меня, типа как по международному обмену. Там, в Антарктиде, все одной большой семьей живут — русские, американцы, латиносы, скандинавы, японцы. Все друг друга знают, в гости друг к другу ездят, выручают, когда нужно. С американцами отзимовал, опять к русским вернулся. Прижился там. На Большую землю уже и не тянуло даже. Отвык я от этого всего, — Комин провел глазами по стенам кухни. — Жена твоя? — он кивнул на фото — томная дама в темных очках в пол-лица — владелец квартиры считал этот китч украшением интерьера, а мне было лень это снять.
— Нет, просто картинка из ИКЕИ.
— Откуда?
— ИКЕА — шведский магазин.
— А… — протянул Комин. — В Антарктиде хорошо, — сказал он, разглядывая даму, будто это она навела его на такую мысль. — Не скажу, что мне там на кухне особо весело было, но, знаешь, я думать начал. Антарктида как-то к этому делу располагает. Суеты нет, двести дней в году метёт… Только и остается — читать да… думать. Слово «думать» Комин произнес слегка смущенно. Словно бухгалтер, которого заставили признаться, что он пишет стихи. Чтобы перебороть смущение, Комин заговорил быстрее. — Попалась мне книжка о Николае Федорове, один зимовщик из Новосибирска привез. Он с собой притащил чемодан книг по философии, говорит, на Большой земле такие себя читать не заставишь, специально для Антарктиды чтение. Отзимовал, уехал, книги оставил. Я обратил внимание — Федоров. Думал, это тот, академик, в честь которого пароход назвали. Оказалось, не тот, не академик, простой библиотекарь, философ. Николай Федорович Федоров. Слышал про такого?
— Нет, — признался я.
— Воскрешение отцов, бессмертие, русский космизм… Неужели не слышал?
— Я философией не очень интересуюсь…
— Да я тоже, — сказал Комин. — Из того чемодана книг я только Федорова осилил. Но, знаешь, зацепил он меня. То есть на первый взгляд — полный бред. Человек предлагает воскрешать отцов, расселяться в космосе и отменить смерть. Я, например, тоже пофантазировать люблю, но это даже для меня слишком. Поначалу каша в голове была, но потом как-то разлеглось всё. Это не было озарение или что-то еще, просто день за днем, месяц за месяцем это во мне зрело. Как дитя во чреве матери. Не смейся! — Комин поймал мой взгляд, который показался ему насмешливым. — Хотя, черт с тобой, смейся! Можешь смеяться сколько угодно. Я не боюсь быть смешным. Знаешь, я даже признаю, что я не особо умный человек. На свете есть сколько угодно людей умнее меня. Однако все эти умные люди почему-то занимаются какой-то несусветной ерундой… А, — Комин взмахнул рукой. — Не будем о грустном. Расскажи лучше о себе. Как ты тут поживаешь?
— Нормально поживаю, — ответил я. — Семья, дети… точнее, один ребенок, дочь, Настя. Они с женой сейчас не здесь, в Копенгагене. У жены там работа, командировали на год. Она работает в международной компании, занимается корпоративными коммуникациями — реструктуризации, слияния, поглощения. Ну, я создаю, так сказать, плацдарм. Пока снимаем полдома в хорошем пригороде. В скором будущем купим что-то свое.