— Что, Владимир, больно? — сказал он, выпуская дым. — А я предупреждал тебя — без самодеятельности. Предупреждал?
У меня опять навернулись слезы.
— Что я сделал? Я все расскажу, не надо бить!
Тонкие губы Лещенко съехали в сторону, как бы говоря: «быстро ты спекся, даже неинтересно…».
— Рассказывай! — Лещенко крякнул от самодовольства и откинулся на стуле.
— О чем?
— О Шапиро рассказывай.
— О Шапиро? — удивился я. — О Даниэле Шапиро?
Лещенко молча сверлил меня взглядом.
— Это… это просто часовщик.
— Николая позвать? — спросил Лещенко. — Второй раз я его могу и не остановить.
— Не надо Николая! — взмолился я. — Я все расскажу. Только ты спрашивай, что не так с этим Шапиро? Я его едва знаю!
— Когда последний раз виделись с ним?
— Неделю назад. Он передавал мне дела, разные бумаги. Мы у него часовую марку купили.
— Взрывчатку он сам делает? — резко спросил Лещенко.
— Что? — я подумал, мне послышалось. — Взрывчатку?
— Да, взрывчатку, — повторил Лещенко.
— Я не знаю ни о какой взрывчатке! Клянусь! Тут какая-то ошибка! Мы не собирались никого взрывать. Я же тебе рассказывал. Только пустить дым и все! Я сам против этой затеи, каждый день отговариваю Комина. Это хулиганство, обыкновенное хулиганство. Никакого взрыва не будет! И взрывчатки нет, и не может быть. Ты же знаешь Комина! А Шапиро здесь вообще не при делах! Он не с нами. Продал марку и все! Я ему даже на стенде запретил появляться, это было условие продажи. Нам от него только стенд был нужен. Только стенд…
Лещенко поднял вверх два пальца с сигаретой, приказывая мне замолчать.
— Позавчера, — медленно начал он, — Шапиро вышел на нашего крота. Он заказал у него компоненты для изготовления взрывного устройства. — Не спуская с меня глаз, он затянулся и выпустил дым. — Что скажешь?
«Часы апокалипсиса!» — вспомнил я. Лещенко заметил, что я что-то вспомнил.
— Часы апокалипсиса, — повторил я вслух. — Он говорил о них, просто упоминал, я даже не вдавался в подробности. Это давно было, еще до продажи марки…
— Ты знаешь, кто ты есть? — спросил Лещенко.
— Идиот, я знаю, я вляпался.
— Нет, не идиот. Гораздо хуже. Шапиро — террорист. И ты его финансируешь. За взрывчатку он собирался платить твоими деньгами. Таких, как ты, карают жестче террористов. Если бы Шапиро вышел не на нашего крота, а на американского, летел бы ты уже с отбитыми почками в грузовом контейнере в сторону Гуантанамо. — Лещенко многозначительно замолчал, давая мне возможность представить картину.
Я представил. Осторожно пощупал свой правый бок, где очень болела обработанная Николаем печень.
— Спасибо за вашу доброту, — сказал я.
Лещенко усмехнулся.
— Не бзди, Николай — хороший специалист. Лишнего не зацепит. Даже синяков почти не останется. Приводи себя в порядок. Чтобы выбраться из задницы, куда ты сам себя загнал, тебе нужно будет очень сильно постараться.
На лестнице перед входом в кафе «Жюль Верн» было сильно накурено. Свободных столиков в кафе не было, здесь никогда не бывает свободных столиков по вечерам. Лучший панорамный вид на старый город и неплохие коктейли сделали это заведение на предпоследнем этаже башни обсерватории Урания суперпопулярным. Мне столик был не нужен. Я ждал Шапиро. Договорились с ним на восемь, но я пришел пораньше, чтобы осмотреться, собраться с мыслями, еще раз прокрутить в голове предстоящий разговор. Взял в баре пиво и вышел на лестницу, где толкались отовсюду изгоняемые, но не унывающие курильщики.
Ровно в восемь двери лифта открылись, и из них вышел румяный от морозца Шапиро. Он снял перчатку и крепко пожал мою руку.
— Роскошный антициклон! — воскликнул он. — Минус два и безоблачное небо. Лучшая погода для астрономических наблюдений! Прошу! — он пригласил меня подняться по лестнице еще на один пролет к малозаметной двери с крошечной табличкой «Обсерватория».
— Даже не знал, что это действующая обсерватория, — признался я, пока Шапиро возился с ключами.
— Это немодное место, — сказал Шапиро. — Раньше пробовали устраивать экскурсии для публики, но сейчас, кажется, прекратили. Нет желающих. Только школьники, студенты. И я.
Мы зашли внутрь. Щелкнул выключатель. Лампы загорелись не сразу, лишь после нескольких прерывистых вспышек, словно завелся киноаппарат, и перед нами возникла декорация из Жюля Верна или какого-то очень раннего фильма о Джеймсе Бонде — куполообразный потолок, обшитый деревянными досками, огромный телескоп, похожий на нацеленную в небо пушку. У телескопа — передвижная платформа со стальными перилами. Множество приборов вдоль стен.