— А и не говори, — безысходно махнул рукой Баженов. — Я здесь в антихристах хожу. Того и гляди прикончат, — поправил растрепанные волосы. — Давеча вынужден пистолет приобресть… Так, для устрашения. Токмо с собой не ношу, привычки нет. Да и надобность небольшая. Я ведь денно и нощно здесь. — Баженов кивком головы показал на Кремль.
— Ну, это я слышал. Разговоров о твоей персоне нынче много. А чем же ты черни не угодил, чем насолил?
— Виною все те же разговоры. Слух до них дошел, что я будто бы решил веру искоренить, приказы отдать, чтобы церкви под снос пошли. Вот и угрожают. Ты, однако, ясно солнышко, добродетель и спаситель, откуда появился?
— Так, залетными ветрами занесло. В отпуске я от Коллегии иностранных дел. Служу коллежским актуариусом. Скука невыносимая.
Они шли по территории Кремля. Кое-где уже велись подготовительные работы для будущей грандиозной реконструкции. Производились замеры, выволакивали хлам из подвалов, готовили площадки для строительных материалов.
— Скука, говоришь? Вот и займись делом, помоги мне.
— Какой я тебе помощник? — отвечал Каржавин. — Я в художествах понятия имею, как свинья в клюквенном компоте.
— Кокетством не удивишь. Сие нам знакомо. Я тебе дело предлагаю. Мне твои другие способности позарез нужны.
Федор едва поспевал за Василием. Баженов, по всему видно, в стенах Кремля, где намечалось осуществление его заманчивых идей, чувствовал себя хозяином. Походка широкая. Жесты решительные. Голос уверенный.
Подходили к колокольне Ивана Великого.
— Некоторые склонны винить меня в неуважении к древностям, — продолжал Баженов. — Глупость все это. Может, я древности больше, чем кто другой, почитаю. Ветхости снесу — это верно. Трупам не место среди живых. От них зловоние и болезни всякие. Мышей и тараканов плодят. А что до подлинных зданий, кои ценность имеют и взор ласкают, то я не токмо посягать на них… я жизнь в них вдохнуть желаю, свежую кровь в каменные жилы влить. — Баженов остановился, простер обе руки к небу, где на фоне синевы и рваных облаков высилась колокольня Ивана Великого. — Вот! Сей столп красотою и русским достоинством блещет. Но оный старец в лекаре нуждается. Укреплять надобно. И срочно! Таких забот, Федор, у меня по горло. Но лекарство мне не в тягость. Шутка сказать, сердце России лечим. Обидность в том, что до всего руки не доходят. Зализывать раны истории и рожать новое на зависть и удивление миру — это я могу. Это по мне. Эх, кабы только этим и заниматься! Людей бы мне да порядку побольше, без бумажного и прочего волокитства, тогда и дело пошло бы быстрее.
— А вроде сказывают, что ты к себе лучших мастеровых сманил…
— Люди есть. В советах нуждаются, но дело свое знают. В экспедиции по строительству состоят архитекторы Захаров и Бланк. Оные в рекомендации, сам понимаешь, не нуждаются. Люди с опытом. Определены для работы живописцы Морщинов и Некрасов, Иванами их зовут, художники Захар Урядов, Федор Стоянов, Михайло Максимов, прапорщик архитектуры Петро Гарязин. Ученики тоже имеются. В таком деле в них большая потребность. Есть и мастера иноземного происхождения. Столярных дел мастер Андрей Витман, кирпичных — Гильденбрахт, по скульптурам — Иоганн Юста… Словом, есть люди.
А вот о Матвее Казакове особый сказ. Он моя правая рука, заместитель. Талантище! А как аккуратен! Мы с ним сызмальства в архитектуре, еще при Ухтомской команде вместе состояли. На него я как на себя положиться могу. Коли случится что, он продолжит.
Да что там говорить, для такого-то дела люди всегда найдутся. А ежели не веришь, то плохо ты знаешь россиян. Вот увидишь, когда молва еще пуще разнесется, люди из дальних краев потянутся. Придут и скажут: «Научи, что делать надо». А чему учить? Как учить? Кому учить? Вот в чем вопрос!
— Мне сейчас наука во как потребна! — схватив себя за горло, отчаянно воскликнул Баженов. — Не усадьбу барскую строить затеяли. Сие понимать надо. Тут не токмо исполнители, помощники нужны, как Казаков. Ему бы в пору своим делом заняться, славу добывать, а он — нет, полезность общего за свое почитает. — Баженов резко остановился, вцепился в плечи Каржавина. — Помоги… Пойми, Федька, сие мечта жизни моей! Как друга прошу, колени готов преклонить. Помоги!..
— Эко тебя занесло. Однако успокойся, не тряси ты меня, так недолго и душу вытрясти. Слезно просить и тянуть уговорами, а то и за подол — не надо. На сантименты не податлив. Сам знаешь. Лучше говори все как есть, а главное — показывай. Коли увижу, что дело стоящее, сам попрошусь.