— Насколько я знаю, таковая работа проведена…
— Вы правы, князь, — опять перебила Екатерина. — Содержателям вольных типографий в Москве мы строжайше предписали подтвердить, чтобы они остерегались издавать книги, исполненные странными мудрствами или, лучше сказать, сущими заблуждениями п колобродствами, ведущими к расколу. В июле 1787 года я приказывала своему секретарю Храповицкому написать в Москву, чтобы запретили продажу всех книг, до святости касающихся, кои не в синодальной типографии напечатаны, И вот теперь надобно проверить, сколь ревностно исполняются эти указы, ибо всякое нарушение предписаний — есть сознательное неподчинение и злобное вредительство. Мною были даны и другие указания, о коих я пока умолчу. Если мои догадки верны, а время и усердие преданных мне людей сие покажет, то аресты, любезный граф, неизбежны.
Тем временем тучи над масонами все больше сгущались. Этому в немалой степени способствовала и международная обстановка. После объявления в 1787 году второй турецкой войны стало очевидно, что Пруссия и Швеция относятся к России враждебно. А между тем покровителями русских «братьев» были именно прусские и шведские масоны. Екатерина поспешила связать это с международной и внутренней интригой, с возможным существованием заговора. Тем более что иностранные дипломаты и тайные масоны — агенты, как было доложено императрице, зачастили к наследному принцу Павлу. Было решено установить негласный контроль за перепиской масонов, особенно с зарубежными «братьями», а также следить за визитерами к Павлу, в том числе за Баженовым, который уже неоднократно бывал в Гатчине и находился под подозрением. Желая усилить контроль за Москвой, Екатерина назначила князя Прозоровского главнокомандующим, ибо он отличался исполнительностью, во всем любил дисциплину и порядок.
О принятых мерах, в том числе секретных, каким-то образом тут же узнали масоны-иностранцы, руководившие русскими «братьями». Кое-кто поспешил выехать из России, другие затаились, приняли меры предосторожности. Барон Шредер, в частности, приказал русским масонам прекратить (до особого указания) всякую переписку и сношения с зарубежными масонами. При этом он ссылался на указания орденских начальников, которые категорически запретили принимать в ложи новых членов и объявили так называемый «силанум» — молчание. Однако многие русские масоны, ничего не подозревая и не усматривая в своих действиях никакого греха, продолжали свои «работы» в ложах и особой осторожностью не отличались.
Предусмотрительность масонов-иностранцев была не случайной. Через полмесяца после назначения Прозоровского главнокомандующим императрица в собственноручной записке интересовалась численностью масонов: «Касательно известной шайки полезно будет без огласки узнать число людей, оной держащихся: пристают ли вновь или убывают ли из оной». По мнению Прозоровского, «сия шайка» пустила в Москве глубокие корни. Он сообщает, что масоны всюду: в университете, в церкви, в ученых собраниях, в купеческом обществе, они организуют свои типографии, лечебницы, а своих учеников-семинаристов всячески стараются проводить на влиятельные места и всюду имеют своих ставленников и шпионов.
Екатерина II немедля замечает: «Имена семинаристов нужно знать, паче же тех, кои постриглись, дабы не попались в кандидаты епархиальные для епископства».
В ноябре 1791 года Н. И. Новиков, испытывая финансовые затруднения и чувствуя, что над ним сгущаются тучи, был вынужден подписать «Акт уничтожения типографической компании», Однако масонские книги, запрещенные Екатериной II, продолжали выходить. Они печатались в «тайной типографии», расположенной в доме, где жил Шварц, близ Меньшиковой башни. Рабочие здесь были особые — немцы. Это роняло еще большую тень на Новикова, так как книги, печатаемые в этой типографии, выходили под маркой новиковской типографии и часто без указания года. Таким образом, эти книги могли в любое время приписать Новикову, обвинив его в злостном нарушении государевых указов.