Упал на что-то мягкое. Рукой нащупал шерсть. «Черт!» — испугался Василек и сильнее зажмурил глаза. Забившись в угол сырой песчаной ямы, он сидел, не шевелясь, и ожидал самого страшного.
Он знал, что могила выкопана для скоропостижно скончавшегося дядюшки Филиппа, которого завтра должны хоронить. Но откуда здесь взялся черт? Василек слегка приоткрыл глаза. Вон он какой безобразный: глаза горят, на голове рога, на ногах копыта и бородой трясет.
Вскочив, мальчишка стал яростно карабкаться вверх, однако песок осыпался под руками, и он снова скатывался на дно.
Выбившись из сил, Василек заплакал. Он уже потерял всякую надежду на спасение. В это время из-за темных туч выплыла луна, и при свете ее стало видно, что в другом конце ямы никакой не черт, а обыкновенный козел с ошейником на шее.
— Петя! Петя! — признал козла тетки Маланьи повеселевший Василек. — Ты-то как сюда попал?
Козел, услышав свою кличку, заблеял.
Теперь можно было попытаться выбраться из могилы с помощью животного. Но стоило только встать на спину козла, как тот падал на колени, и Василек летел вниз.
Тогда он снова попытался кричать — может, услышит кто в деревне, однако на выручку так никто и не пришел. Всем было невдомек, что Василек потерялся. Зина и Раиса спокойно спали, думая, что брат остался у матери. А мать тоже не беспокоилась, считая, что сын дома с дочерьми.
Охрипнув, мальчишка прижался к теплому боку козла и задремал. А когда заиграла заря и солнце стало золотить верхушки деревьев, он еще сквозь дрему услышал скрип телеги.
Сна сразу как не бывало. «Кто же это может ехать в такую рань? Да это же дедко Егор Ефремович. Он вечером почту в Вожгору отвозил, а сейчас обратно домой едет. Вот кто меня вытащит», — обрадовался тогда Василек. И, дождавшись, когда скрип плохо смазанных колес стал слышен более отчетливо, принялся звать:
— Дедко Ефремыч! Дедко Ефремыч! Вытащи меня! Я в могиле Фили… Вытащи меня!
Егор Ефремович отозвался не сразу. В Вожгоре он принял на дорогу стакашек и теперь спокойно похрапывал, зная, что лошадь домой и без хозяйского пригляда довезет.
Только когда Василек уже заплакал навзрыд, телега наконец остановилась.
— Ты есть кто?! — с дрожью в голосе прохрипел подвыпивший возница, приближаясь к могиле.
— Я Василек, Панкратьевны сын, — прозвучало оттуда.
— Василек? Так как же ты туды попал? — остановился Ефремыч.
— Провалился я…
— А, провалился? Сейчас я тебе вожжу брошу.
Ефремыч отстегнул от лошади вожжи, и один конец их с металлическим замком опустил в яму, не подходя близко.
Ухватившись за него, Василек уже хотел крикнуть, чтобы дедко тащил его, но, взглянув в зеленые глаза Пети, увидел в них укор.
— Ладно, Петенька, пусть тебя Ефремыч первым вытащит, а потом уж и меня. Нечего тебе тут голодному оставаться, — потрепал он козла по шее и защелкнул замок вожжи на ошейнике.
— Тяни, дедко!
Егор Ефремович потянул. Но когда вместо разговаривавшего с ним мальчонки из могилы показался с рогами, бородой и горящими глазами козел, отпустил вожжу со словами: «Нечистая сила! Нечистая сила!» — и, добежав до лошади, давай стегать ее ременкой, чтоб поскорее убраться с опасного места.
Приехав в деревню, старик обежал по домам. И еще долго не мог успокоиться и рассказывал всем и каждому, что с ним приключилось. Нашлись смельчаки, которые с собаками и палками пошли выгонять нечистого из могилы. Сколько смеху-то было потом над Егором Ефремовичем!
Напоминание об этом случае было ему не слишком приятно. И когда Василек повторил свой вопрос, он неохотно объяснил:
— Пьян я тогда был, вот и померещилось, — и поспешил перевести разговор на другое:
— Слышь-ка, олени рогами стучат…
Василек выглянул из чума. Возле самого входа крутились огромные, мохнатые собаки с высунутыми языками. А от ворот слышались мерный стук рогов и щелканье копыт оленей.
Вскоре появились и пастухи.
— У нас гости?..
Узнав, кто к ним пришел, особой радости не выразили.
— Мы ждали, что кого-нибудь постарше пошлют. Собирались домой съездить, семьи навестить, в бане помыться. А тут…
Поужинав, пастухи несколько смягчились.
— Заряжай, Вашка, патроны, — распорядился Яшка, рыжий, обросший щетиной крепыш. — Завтра пойдем олешков пашти.
Он сильно шепелявил, и вместо «с» у него получалось «ш».
Сразу после ужина пастухи легли спать на разостланные на полу мягкие постели. Печку жарко растопили и договорились — кто проснется, тот и подбрасывает дрова снова.