Заметив, что парнишка пришел в себя, к нему подошел хозяин избушки.
— Коди тэ? Кытысь лоан том морит? — спросил он.
Василек не знал языка коми, на котором обратился к нему старый охотник, но он догадался, о чем его спрашивают, и ответил:
— Я пастух оленей, заблудился.
Старик проявил о нем большую заботу: сытно кормил его медвежатиной с картошкой, свежей рыбой, грибами и ягодами. И молодой организм быстро пошел на поправку. Через три дня Василек встал на ноги, а через четыре уже колол дрова для печки.
Он стал уговаривать охотника отпустить его в чум.
— Там меня ищут. Наверно, с ног сбились, народ от работы отвлекают.
Добрый старик, понимая, как парнишка тоскует по чуму, не стал удерживать. И на пятый день пребывания в избушке рано утром пастушок отправился в обратный путь.
— Мун, визюр кузя! — похлопал его по плечу старик, указывая нужное направление.
И Василек прекрасно без переводчика понял, что ему следует двигаться уже знакомой ему просекой 1886 года.
— Спасибо тебе, дедушка! — поблагодарил он старика и махнул ему рукой, скрываясь в лесу. Теперь ему было ничего не страшно. Подумать только — старый охотник дал ему двадцать патронов, заряженных дробью и картечью, отварную медвежатину, хлеб, соль, спички, обул в просторные валенки с калошами, даже телогрейку заштопал и для тепла снабдил еще просушенной волчьей шкурой, в пути на ней отдыхать.
Уже на вторые сутки пути Васильку стали встречаться знакомые боры, где он пас оленей. Однако теперь он не увидел здесь следов животных и не услышал их реханья. Начал палить из ружья вверх, оповещая пастухов: «Жив я, жив!». Но ответа не последовало. И в ограде, до которой он наконец добрался, стояла тишина и не было ни одного оленя. Ворвался в чум — и там никого. Что оставил десять дней назад, так все и лежит. Только со сковороды мыши съели жареное мясо. «Может, пастухи в деревню за людьми уехали, не найдя меня?» — попытался найти объяснение всему этому Василек,
Проснувшись утром и высунув через полог голову из чума, парнишка зажмурился: в лесу было белым-бело от снега. Он покрыл землю, деревья, кустарник около россошки. И в ограде стало светлей и уютней.
Но то, что ни пастухи, ни олени так и не появились, не могло не волновать парнишку. «Надо идти в деревню и рассказать все председателю», — решил он. Но только Василек затопил печку, чтобы попить перед дорогой чаю, как послышался лай собак. Он выскочил из чума, и Ворон, Найда, Серый и Шалый окружили его, ожидая подачки, словно они и не убегали от него.
Парнишка поискал глазами Тайгу, еще надеясь на чудо. Он даже позвал ее:
— Тайга! Тайга!..
Но чуда не произошло. Его верной собаки не было — Тайга погибла в схватке с волками.
— Прочь! Прочь! — отгонял он крутившихся вокруг него волчком собак. — Оставили меня и Тайгу на растерзание волкам, подлые вы твари, как и ваши хозяева.
Осмелевший, он, как и пастухи, пинал их под бока валенком с калошей: «Ничего у меня нет для вас».
Вот если б появилась Тайга, Василек, не задумываясь, отдал бы ей последний сухарик.
Не успел он снова войти в чум, как в воротах ограды показалась голова оленя. Рога его были обломаны и сочились кровью, а сам он был настолько истощен, что едва тащил санки, на которых пластом лежали пьяные Нифон и Яшка.
Минут через десять пастухи сползли с санок в снег, и холод несколько привел их в чувство.
— Васка, живой?! — во весь рот заулыбался Нифон, пытаясь встать на ноги.
И Яшка, ползая по снегу, промычал что-то несвязное.
Обшарив санки и не найдя того, что искал, Нифон пришел в ярость.
— Яшка! Плут! Харя! Один сожрал поллитру, пока я его вез. Опохмелиться не оставил…
— Я харя? Я харя?! — завозмущался Яшка. — Это ты шам, рожа немытая, шейчаш шожрал, а на меня шваливаешь.
И, сцепившись, они замолотили друг друга кулаками.
Собаки, окружив дерущихся, молча наблюдали за хозяевами. А Василек, не обращая внимания на озверевших пастухов, снял упряжь с оленя и погнал его из ограды.
— Отдышался, животинка, ну и иди, питайся. Уноси ноги, пока хозяева не протрезвели. А то еще прирежут на гуляш, или голодные собаки разорвут.
Затем попытался на спине занести в чум тяжелый мешок, что привезли пастухи, но не хватило силенок поднять его. И Василек потащил его волоком. Затем достал из него кирпичик черного хлеба и пачку сахара и с удовольствием напился сладкого чаю.