Из лодки выплыл по воздуху и завис над головами Великих большой черный жук. И Пашке вдруг стал понятен язык Богов.
- Я говорил тебе, Эсалол, уж на этой планете мы обязательно найдем что-нибудь интересное. Я ничего не перепутал. Переселение завершили именно здесь.
- Не вижу в этой девчонке ничего интересного, Бормий.
- Давай возьмем ее с собой, - предложил Эсалол.
- Она же грязная, - у Бормия резко дернулись острые уши. - Зачем нам такая? Еще подхватим что-нибудь. Тебе мало того, что устроит отец за то, что ты взял без спроса его самый дорогой корабль?
- Какой ты скучный. Не будь букой. Мы ее вымоем и даже продизинфицируем. Смотри, какая она экзотическая! Девочка, ты нас развлечешь? Иди сюда, не бойся. Мы скоро привезем тебя обратно.
Лин, как завороженная, поднялась с колен и, не поднимая головы, шагнула в сторону говорящего. Тот приобнял ее за плечи и повел к небесной лодкe
Раздался знакомый чавк, закрылся проем на боку лодки, скрывая всех троих. Минута, и от небесного корабля осталась только примятая трава на поляне.
Пашка, оглушенный внезапной нереальностью происходящего, отступил назад и, не глядя, плюхнулся прямо в муравейник.
Обратно Лин вернулась к вечеру, когда Пашка, так и оставшийся в лесу, почти потерял надежду когда-нибудь ее увидеть. Только на обычную Лин она больше похожа не была. Пустые тусклые глаза смотрели в никуда, лицо застыло карнавальной маской, а движения стали осторожными и медленными, словно Лин спала на ходу или была тяжело больна.
- Лин, - теребил ее Пашка. - Лин, очнись, скажи что-нибудь.
- Они, - Лин разомкнула бледные губы, - они Боги. Им можно.
И больше не сказала ни слова.
В Поселке к рассказам Пашки о Небесных Богах отнеслись настороженно. Никаких материальных доказательств у него не было. Да и вообще, если бы Великие сошли с неба, то уж точно не за тем, чтобы прокатить Грязнулю на лодке. У них, у Богов, более великие цели. Короче, Пашке велели заткнуться и помалкивать о случившемся.
А что Лин не в себе, так с кем не бывает. Может, это сам Пашка ее напугал, а теперь пытается с помощью глупых выдумок замести следы.
Но потом оказалось, что Лин беременна. Пашку взяли в оборот, и пришлось бы ему плохо, но жрецы не сомневались - простому смертному затычки не снять.
Лин заперли в малом Ангаре и стали ждать. Если родится обычный ребенок - не избежать Пашке изгнания или даже смерти, если же в новорожденном будут видны божественные черты, то младенцу дано будет имя Наследник и станет он Великим Правителем, а Лин до конца жизни будут оказываться Материнские Почести.
Только не произошло ни того, ни другого. Промучившись двое суток, Лин умерла при родах, так и нe произведя на свет младенцa. О случившемся забыли почти сразу. Если ребенок погиб, то уже неважно, Наследник он или нет.
Лин похоронили на Поселковом кладбище и все забыли о происшедшем. Все, кроме Пашки. Ему все мерещилось в ночи белое в желтизну одутловатое лицо с приоткрытым ртом, до боли знакомый зуб наискосок и распухшие, запекшиеся кровью, искусанные губы.
Пашкa часто теперь отправлялся на дрезине в хорошо знакомое место. Там, в яме у корней ежевикового дерева, были надежно спрятаны лук со стрелами и жбан горючей смолы. Пашка сидел, прислонившись к стволу, и представлял себе, как вернутся Великие, и он, скрытый от них, натянет лук, как вонзятся стрелы в хрупкие тела, как потом зальет он лодку смолой и чиркнет кресалом.
Потому что если вы Боги, то вам тем более нельзя.