Правда, на колхозной ниве Маркиясов трудился не каждый день, но все равно устал. Кому сена стог подбросишь за божескую плату, кому дрова подвезешь. Мало ли! Но теперь, когда командировка кончилась, пропади они пропадом, и колхозная и «левая» работенка. Напрасно председатель колхоза, робко теребя водителя за рукав, просил остаться еще немножко, объясняя, как мало заготовлено кормов, и как много на полях невывезенной свеклы, и что он, мол, договорится с автохозяйством. Маркиясов, пыхнув на председателя бензиновым дымком, отправился восвояси.
«Я хочу, шофер, чтоб тебе повезло…» — бубнил под нос Маркиясов, зорко поглядывая вдаль. Серая лента дороги была угнетающе пустынна. Но вдруг впереди показалась точка. Она быстро увеличивалась и вскоре выросла до размеров кургана. На вершине сидело семь старух.
— Здорово, девушки! — затормозив, приветствовал их Маркин-сов. — Далече путь держите?
— На Шныряево, сынок, на Шныряево, — оживились старухи, сползая вниз.
— Подходяще. А ну, грузись веселей!
В кузов полетели мешки, корзины, чемоданы, и курган растаял на глазах.
Погрузка закончилась.
— Та-ак! — осмотрелся Маркиясов. — Двадцать пять мест и семь пассажиров. Ну-с, девушки, правила изучили? Сколько за провоз негабаритных грузов взимается, знаете? Рассчитываемся сразу! С тебя, мамаша, десять рублей!
— А пошто так дорого, милок? — запротестовала хозяйка двух корзин, извлекая из-под седьмой кофты кошелек. — Машина, чай, не твоя, казенная.
— Слушай, бабуся, — интимно склонился к ней Маркиясов, — ты еще не на базаре. Не нравится — слезай на обочину… Объясняю: надбавка за вредность. Опасная работа. Инспектора нынче лютуют. На этом прения предлагаю закончить…
Собрав семьдесят рублей, он тронулся. Не проехали километра, как в боковом зеркальце возникло облачко пыли. «Колхозный «газик», — вмиг определил Маркиясов. — И наверняка с участковым. Выследили…» Высунувшись из кабины, он крикнул в кузов:
— Эй, бабоньки! Кино «Безумный мир» видели? Так вот: сейчас будут гонки! Держитесь…
Кузов затрясся с удвоенной силой. Но «газик» нагонял. Он был уже близко.
— Стой! — металлическим голосом кричал, высунувшись из него слева, участковый уполномоченный.
— Вернись, ирод! Озолочу! — стонал, высунувшись справа, председатель колхоза.
— Не желаю! — огрызался Маркиясов и сильней давил на акселератор…
Маркиясов гонку проиграл. Вернул пассажирам деньги и стал обладателем штрафной квитанции.
Такая уж система в автохозяйстве, где работает Маркиясов. Шоферы после рабочего дня отправляются в «левые» рейсы, на поиски дурных денег. И это когда в колхозах его родной области гибнут на полях овощи, картофель, сено… Только в колхозе «Родина» из-за нехватки автотранспорта утрачено 1500 центнеров сахарной свеклы…
Над городом сгустились сумерки. На шоссе у въезда в город в синей темноте мечутся огоньки. Это местные автоинспектора поджидают возвращающихся из «левых» рейсов калымщиков.
«Я ХОЧУ ДОМОЙ!»
Фильм был почти закончен. Оставалось отснять один эпизод: заблудившийся мальчик после недельного пребывания в лесу попадает в объятия матери.
— Нужен типаж, — сказал режиссер.
Поехали в пионерлагерь горисполкома города Каменюкинска. Кинематографистов встретила группа заросших, немытых детей.
— Фактура подходящая, — оживился помреж.
— Дети! — сказал режиссер. — Кто из вас может перед кинокамерой громко прокричать: «Мама, я хочу домой!»?
Закричали все хором.
— Не все сразу, — поднял руки помреж. — Давайте по одному.
Выбрали маленького Андрюшу. После первого дубля режиссер поморщился.
— Совершенно не трогает, — заключил он.
— Андрюша! — сказал помреж. — Вспомни что-нибудь страшное, приключившееся с тобой в лагере, и повторим еще раз.
Андрюша вспомнил, как из-за отсутствия в лагере света в темноте искал свои тапочки под нескончаемыми рядами кроватей, которые в палатах для экономии места поставили вплотную. Во втором дубле фраза прозвучала превосходно. Режиссер поднял голову, глаза его увлажнились.
— Ты молодец, Андрюша, — сказал режиссер. — Вспомни еще что-нибудь грустное и давай еще разок.
И тут Андрюша преобразился. Он вспомнил, что в их палате уже неделю не подметали пол, что в лагере нет воды, постельное белье грязное и воспитатели не обращают на детей никакого внимания.
— Мама, я хочу домой! — побледнев от волнения, закричал он не своим голосом, и пронзительное эхо, казалось, раскололо небо.
Эффект получился потрясающий. Оператор, едва закончив дубль, остолбенело застыл у аппарата. Помреж убежал в лес. У «юпитера» рыдали костюмерши и гример. Растроганный режиссер схватил Андрюшу в объятия.
— Талант! Гений! Что ты хочешь в награду?
— Я хочу домой, — тихо повторил Андрюша.
СТРАННАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Однажды в цирке гражданка Андронова отдала иллюзионисту свою сумочку. Иллюзионист положил сумочку в ящик, и после этого она исчезла. Вместе со всем содержимым. Но гражданка Андронова улыбалась. Она понимала, что иллюзионист — официальный сотрудник государственного учреждения и никаких оснований для беспокойства быть не может. Так оно и оказалось. Сумочку нашли на галерке, в последнем ряду, в портфеле у какого-то мужчины, и под аплодисменты она была возвращена Андроновой. Это был фокус.
Спустя немного времени Андронова отдала свои меховые сапоги-торбаса в Неустроевский райбыткомбинат для ремонта. Приемщик положил их в ящик, и они тоже исчезли. Но и это не смутило Андронову. Она понимала, что сдала торбаса под квитанцию официальному лицу государственного предприятия. Или пропажу обнаружат, или незамедлительно будет компенсирована владельцу ее стоимость. Так Андронова рассуждала целый месяц. Потом поняла, что оптимизм ее не оправдан. Торбаса не нашли ни через два, ни через шесть месяцев. Ущерб возмещать тоже никто не торопился…
Такая вот возникает параллель. Загадочно исчезают вещи и на цирковой арене, и в сфере бытового обслуживания. Вот только работники сервиса в отличие от иллюзионистов порой не возвращают вещи их владельцам.
А вот случай, происшедший с гражданкой Лихачевой, выглядит куда более жизнерадостным. Лихачевой чуть ли не силой пытались вернуть сданный ею в ателье материал в виде пошитого костюма. На карнавале этот костюм был бы вполне уместен и даже, возможно, занял бы призовое место, но для повседневной носки явно не годился.
От костюма Лихачева отказалась как от непоправимого брака, потребовала возместить ущерб. И надо сказать, что обошлись с ней работники ателье очень культурно. Деньги заказчице были возвращены. Но не 100 рублей, как указано в квитанции, а только… 20. То есть сколько удалось выручить от продажи злосчастного костюма в комиссионном магазине.
В отношениях гражданина Тюляпкина с Зеваловской фабрикой химчистки до пропаж и компенсаций дело так и не дошло. Очень отрадный случай! Получил Тюляпкин пальто из химчистки в аккуратной упаковке и в срок. Развернул сверток и подивился оригинальной расцветке ткани. Правда, пальто как было коричневым, так и осталось, но теперь ткань украсил белый горошек вперемешку с небольшими дырочками. Пошел заказчик на фабрику за разъяснениями. С ним тоже очень культурно обошлись. Не нагрубили, не указали на дверь.
— Вы курите? — спросили заказчика работники химчистки. — Так мы и знали. Следы пепла химчистка разъедает до дыр. Сами виноваты!
— Но не мог же я стряхивать пепел себе на спину! — возразил заказчик. — Вы испортили мне вещь. Дайте жалобную книгу!
Работники фабрики на секунду задумались.