— Мне пришлось, — она сделала глубокий вдох, затем выдохнула. — Я выходила по ночам. Я не могу сидеть в этих комнатах, чувствую себя, словно животное в клетке, — она одернула себя. — Боже…
Я не обращал внимания на ее нервозность. Может, если я буду вести себя как человек, покажу ей, что им и являюсь. Я сказал: — Не правда ли, Пикадилло, которое Магда приготовила на ужин, было великолепным? — Я не смотрел на нее. Может, если она не будет видеть моего лица, то и бояться не станет.
— Да, согласна, оно было чудесным. — Она меня не поблагодарила. Я и не ждал, что она это сделает. Теперь я лучше понимал ее.
— Магда прекрасно готовит, — сказал я, стараясь поддерживать разговор, раз уж мы начали разговаривать, даже если сказать мне было нечего. — Когда я жил с отцом, он никогда не разрешал ей готовить латиноамериканские блюда. Она делала все самое стандартное — мясо и картошку. Но когда он бросил нас здесь, мне было все равно, что есть, поэтому она начала готовить вот это. Думаю, для нее это проще, да и вкуснее, — я замолчал, раздумывая, о чем бы еще поболтать.
Но она заговорила: — Что ты имел в виду, сказав, что он бросил вас здесь? Где твой отец сейчас?
— Я живу с Магдой и Уиллом, — по-прежнему, стараясь не смотреть на нее, ответил я. — Уилл — мой репетитор. Если ты хочешь, он может заниматься и с тобой.
— Репетитор?
— Учитель, точнее. С тех пор, как я не могу ходить в школу из-за… в общем, он обучает меня на дому.
— Школа? Но тогда ты… сколько тебе лет?
— Шестнадцать. Так же, как и тебе.
По ее лицу было заметно, что она очень удивлена, видимо, все это время она думала, что я старый извращенец.
Наконец, после долгого молчания она поинтересовалась: — Шестнадцать. И где же тогда твои родители?
А твои где? Мы с тобой в одной лодке, брошенные нашими дорогими предками — подумал я, но промолчал. «Молчание» — как говорил Уилл. Вместо этого я ответил: — Мама ушла от нас очень давно. А отец… ну, он не смог смириться с тем, как я теперь выгляжу. Он нормальный.
Она кивнула, и в ее глазах была жалость. Жалость мне была не нужна. Если она жалеет меня, то может подумать, что я жалкое, ничтожное создание, поймавшее ее и желающее сделать ее своей, как Призрак Оперы. Но жалость все-таки лучше ненависти.
— Ты скучаешь по своему отцу? — спросила Линди.
Я ответил честно: — Пытаюсь не скучать. Я имею в виду, что не стоит скучать по людям, которые не скучают по тебе, верно?
Она кивнула: — Когда отец окончательно стал наркоманом, мои сестры переехали к своим парням. Знаешь, я злилась на них за то, что они не остались, чтобы, ну, знаешь, помочь мне с ним. Но я скучаю.
— Мне жаль, — говорить про ее отца было довольно рискованно. — Ты бы хотела, чтобы Уилл учил тебя? Я занимаюсь с ним каждый день. Ты, вероятно, умнее меня. Я не очень прилежный ученик, но в твоей прежней школе наверняка были такие ученики, не так ли?
Она не ответила, и тогда я добавил: — Он может обучать тебя отдельно от меня, если захочешь. Я знаю, ты злишься и у тебя есть все причины для этого.
— Да, злюсь.
— Знаешь, есть кое-что, что я хотел бы тебе показать.
— Показать мне? — в ее голосе послышалось беспокойство, будто штора начала медленно опускаться.
Я быстро добавил: — Нет, ты не то подумала. Ты не поняла. Это оранжерея. Я сам построил ее, чтобы выращивать там растения. Там растут только розы. Тебе нравятся розы? — Я знал, что это так. — Уилл подкинул мне идею.
Я думаю, он рассчитывал на то, что это станет моим хобби. Мои любимые — розы флорибунда — плетущиеся розы. Они не такие пышные, как гибридные чайные розы. То есть, у них лепестков меньше. Зато, если их у них правильная опора, они могут вырасти до десяти футов. А я уверен, что все делаю правильно.
Я замолчал, понимая, что говорю, словно какой-то школьный ботаник, который сыпет данными статистики баскетбольных матчей или может перечислить по именам всех дальних родственников хоббита Фродо из Властелина колец.
— Эти розы в моей комнате, — сказала она — Они твои? Ты их вырастил?
— Да. — В один из дней ее пребывания здесь, я попросил Магду заменить желтые розы, которые уже завяли, на белые, символизирующие чистоту. Когда-нибудь я надеялся заменить их на красные, соответствующие романтике: — Мне нравится, что ты можешь любоваться моими розами. Раньше мне некому было их дарить, кроме Магды. У меня их много. Если захочешь спуститься посмотреть на них, или заниматься там… я могу попросить Магду или Уилла, чтобы они всегда были рядом с тобой, чтобы ты не боялась, что я причиню тебе вред.
Я не указал ей на очевидные факты: что сейчас она была здесь со мной наедине, что все эти дни она была в доме под охраной всего лишь слепого мужчины и пожилой женщины, да и дверь была неубедительной. И я до сих пор ничего ей не сделал. Все же я надеялся, что она это заметила.
— Ты действительно так выглядишь? То есть, это не маска, чтобы скрыть твое собственное лицо? Как делают похитители? — она нервно усмехнулась.
— Хотелось бы. Я обойду диван, чтобы ты сама могла увидеть, — ответил я.
Я встал, чтобы дать ей шанс рассмотреть меня. Я был рад, что почти все мое тело скрывалось под одеждой. Я вспомнил об Эсмеральде, не осмеливавшейся взглянуть на Квазимодо. Я монстр. Чудовище.
— Ты можешь дотронуться до него, до моего лица, если хочешь убедиться, — сказал я.
Она помотала головой: — Я тебе верю. — Теперь, когда я стоял ближе, она рассматривала меня с ног до головы, задержав взгляд на руках с когтями. Линди склонила голову. По ее глазам было видно, что ей меня жаль.
— Я думаю, будет здорово, если Уилл будет учить меня. Мы можем попробовать учиться с тобой вместе, чтобы не занимать у него много времени. Но если ты окажешься совсем тупым и не будешь справляться, нам придется изменить способ обучения. Я привыкла к классам для отличников.
Я понял, что она шутит, хотя была в этом и доля правды. Я хотел спросить ее про оранжерею снова. Мне было интересно, спустится ли она завтра, чтобы присоединиться к завтраку с Уиллом, Магдой и мной. Но я боялся напугать ее и все испортить, поэтому сказал: — Мы проводим занятия в комнатах с выходом на сад. Это на первом этаже. Обычно мы начинаем в девять. Читаем сонеты Шекспира.
— Сонеты?
— Да. — Я пытался вспомнить лучшие строфы, чтобы процитировать. Я выучил множество стихотворений во время своего затворничества. Это был мой шанс, чтобы поразить ее. Но затянувшееся молчание выглядело глупо. В результате я сдался: — Шекспир классный.
Да, блин. Шекспир — это круто, чувак.
Но она улыбнулась: — Да. Мне нравятся его пьесы и поэмы. — И еще одна нервная улыбка. Хотелось бы знать, почувствовала ли она то же облегчение, что испытал я от нашей первой встречи. — Ну, я должна идти спать, чтобы быть готовой завтра.
— Хорошо.
Она развернулась и направилась к лестнице. Я наблюдал за ней, как она поднимается, потом слушал ее шаги, доносившиеся уже с этажа выше.
Только когда я услышал, как открылась и закрылась дверь в ее комнату, я поддался своему животному порыву и исполнил дикую звериную пляску по комнате.
Проснулся я еще до рассвета, чтобы убрать пожухлые листочки с роз, подмести пол в оранжерее и полить цветы. Я хотел сделать это до начала наших занятий, чтобы все успело подсохнуть, и нигде не было грязи. Я даже промыл кованую мебель в оранжерее, чтобы она тоже была чистой и успела нагреться к нашему приходу. Хотел, чтобы ей все понравилось.
К шести все было готово. Я даже поправил некоторые плетущиеся ветви, чтобы они тянулись выше, будто собирались удрать. Потом я разбудил Уилла громким стуком в дверь.
— Она придет, — сказал я ему.
— Кто она? — голос Уилла был хриплым ото сна.
— Тссс, — прошептал я. — Она услышит тебя. Линди придет на занятия.
— Потрясающе, — сказал Уилл. — Это через… сколько… через пять часов?
— Три. Я сказал ей приходить к девяти. Я не выдержу ждать еще дольше. Но до этого ты должен мне помочь.