Генри сознавал, что традиция и стереотип мышления создают проблему. Если роман и эссе опубликовать порознь, их комплементарность будет не столь явной, пропадет их взаимодействие. Эти работы следовало публиковать вместе. Но в каком порядке? Идею первенства эссе Генри отмел как неприемлемую. Беллетристика ближе к полному восприятию жизни и посему должна главенствовать над документальной прозой. Истории — личные, семейные, национальные — это стежки, соединяющие разрозненные элементы человеческого существования в связное целое. Мы — исторические животные. И потому негоже размещать столь величественное отражение нашего бытия позади более ограниченного умственного рассуждения. Однако серьезная документальная проза исследует тот же вопрос, что и художественная литература: что значит быть человеком? Тогда почему эссе должно ютиться на задворках послесловия?
Если роман и эссе опубликовать вместе, то, независимо от заслуг жанра, произведение, помещенное вторым, неизбежно окажется в тени того, что напечатано первым.
Сходство двух работ взывало к их совместному изданию, уважение прав каждой из них — к раздельному. И вот после долгих размышлений выбор пал на книгу-перевертыш.
Порешив на этом формате, Генри узрел в нем большие преимущества. Центральное событие книги было (и есть) весьма горестно, оно, можно сказать, переворачивало мир с ног на голову, и форма книги-перевертыша подходила как нельзя лучше. Далее: читателю придется выбирать, что читать первым. Те, кто склонен искать помощь и утешение в рассуждении, начнут, видимо, с эссе. Те, кому ближе эмоциональный подход беллетристики, первым, скорее всего, откроют роман. В любом случае выбор остается за читателем, что хорошо, ибо есть возможность принять самостоятельное решение по весьма тревожной теме. И последнее: у перевертыша две фронтальные обложки. Генри больше интересовал дизайн суперобложки, нежели добавочная картинка. Перевертыш — книга, у которой два парадных входа, но нет выхода. Такая форма подразумевала, что тема книги не имеет решения, ее нельзя закрыть, аккуратно припечатав задней обложкой. Нет, дело не закончено, и читатель, на середине книги увидев перевернутый текст, должен сообразить, что он или она чего-то не поняли либо не могут вполне понять, а посему следует начать все заново, иначе осмысливая тему. Генри придумал, что оба произведения закончатся на одной странице и лишь пробел разделит перевернутые тексты. Либо простенький узор, отмечающий ничейную землю между беллетристикой и документальной прозой.
Иногда аллигат путают с кинеографом — книжицей со слегка меняющимися рисунками на каждой странице, пролистывание которых создает эффект мультипликации — галопом скачет лошадь и тому подобное. Позже Генри много раздумывал, какая мультяшная история подошла бы его книге; наверное, про человечка, который уверенно шагает с высоко поднятой головой, а затем спотыкается и летит кубарем.
Поскольку это напрямую связано с трудностями, с которыми столкнулся Генри, а также с его спотыканием и падением кувырком, следует заметить, что в книге говорилось об уничтожении миллионов гражданских евреев (мужчин, женщин и детей), в прошлом веке предпринятом в Европе нацистами и их многочисленными добровольными приспешниками, — чудовищном затяжном всплеске антисемитизма, широко известном под условным религиозным термином «холокост». Если точнее, двойная книга Генри говорила о жанрах, какими было представлено вышеупомянутое событие. Прочитав уйму книг и пересмотрев массу фильмов, Генри подметил, что холокост слабо отражен в художественных произведениях. Почти всегда событие рассматривалось с позиции истории, фактов, документов, разрозненных эпизодов и свидетельских показаний. Исходным документом были мемуары уцелевшей жертвы — например, «Человек ли это?» Примо Леви[1]. Тогда как война — еще один человеческий катаклизм — всегда превращалась в нечто иное. Война стала банальностью, событием менее значительным, чем оно есть на самом деле. Современные бойни уничтожили десятки миллионов людей, опустошили целые страны, однако жанры, в которых они представлены, распихивают друг друга, чтобы донести свое видение истинной природы войны: военные триллеры, военные комедии, военные романы, военная научная фантастика, военная пропаганда. Но кто сочтет «банальность» и «войну» чем-то однородным? Хоть одна ветеранская организация возмутилась? Нет, потому что именно так мы воспринимаем войну — в разных жанрах, под разным прицелом. И в этом многообразии трактовок понимаем, что она для нас значит.
1
С 11. Исходным документом были мемуары уцелевшей жертвы — например, «Человек ли это?» Примо Леви. — Примо Леви (1919–1987) — итальянский поэт, прозаик, эссеист, переводчик. Выходец из семьи пьемонтских евреев, Леви почти год провел в Освенциме, о чем написал книгу «Коль это человек» (в русском переводе «Человек ли это?»). В 2005 г. по ней снят фильм «Примо».
(