Лицо его улыбалось, и желтые усы торчали кверху.
— Но ваше появление… — начала было возмущенная баронесса.
— Оно как нельзя более идет к моему костюму, — перебил ее, смеясь, граф, — костюм бандита дает мне на это некоторое право…
— Влезать без спросу в чужие окна? — уже улыбнулась прелестная хозяйка. Она не умела сердиться и не помнила долго обиды.
— Да, да, и любоваться хорошенькой женщиной…
— Но, граф…
Длинный нос графа покраснел, маленькие же глазки блестели, как и его многочисленные медные цепочки. Он быстро перекинул длинные ноги свои в высоких ботфортах через подоконник на пол и сделал вперед два решительных шага.
— Но, граф… — снова воскликнула баронесса и через мгновение уже чуть слышно пролепетала:
— Какое безумие…
Пышная ракета, высоко взвившаяся в черное небо и рассыпавшаяся миллиардами звезд зеленых и красных, возвестила всем находящимся в замке, что представление на открытой сцене уже началось.
По освещенным разноцветными фонариками аллеям длинною цепью шли гости и хозяева, направляясь в тот далекий угол парка, где высился балаган.
Впереди шел барон фон-дер-Гац — счастливый и довольный удачной охотой, под руку с полной и статной женой прокурора Быковской; за ними семенил сам прокурор с женой ротмистра, за всеми же остальными двигалась веселая группа блестящих гусар с прелестной баронессой посреди.
Граф Боржевский кусал — недовольный — свой ус, тщетно пытаясь овладеть вниманием хозяйки и дивясь такой быстрой перемене в ее к нему отношениях.
Толстые немки из Москвы тонкими голосами пели малозанятные песенки, дополняя их довольно недвусмысленными жестами, потом человек-змея в чешуйчатом трико показывал, что и люди умеют, как любая собака, чесать себя пятками за ухом. Но самое изумительное, самое волнующее было впереди. Негр танцевал последним.
Когда он вышел на сцену, все приветствовали его нескончаемыми плесками рук. Прелестная баронесса даже вскрикнула от восхищения.
И действительно, было чему удивляться, глядя, с каким неподражаемым искусством, с какой грацией, удалью и огнем танцевал негр, скаля свои белые зубы и сверкая белками глаз.
Музыканты выбивались из сил, стараясь поспеть за ним. Гусары лихо закручивали усики и звякали шпорами; дамы дышали тяжело и взволнованно; столпившаяся за господами дворня громко гоготала, притоптывая ногами.
Уже ничто не казалось веселым после танца негра — мистера Копкинса, как он сам себя величал.
По окончании представления баронесса пошла лично пожать ему руку и поблагодарить за доставленное удовольствие.
Она вернулась только к ужину под руку с мистером Копкинсом.
Барон было хотел пожурить жену за это, но, увидев радостное и невинное лицо ее, смягчился и ласково кивнул ей.
Он радовался, что в день его рождения всем было весело в его старом замке.
Негра же упросили еще раз показать свое искусство в танцевальном зале.
Два корнета и баронесса присоединились к нему.
Триумф был полный.
Когда последняя карета скрылась за воротами старого Гацдорфского замка и снова наступила мирная, ничем не нарушаемая тишина в заросших аллеях парка, барон фон-дер-Гац надел свой обычный парусиновый костюм, сел на свою английскую рыжую кобылу и поехал по обширным полям своих владений. Давно уже нужен был зоркий хозяйский глаз его.
Потянулись всегда ровные, тихие дни и для баронессы. Опять лежала она в жаркую пору в гамаке под липами и читала французские романы, а под вечер гуляла меж клумб и поливала цветы из своей маленькой лейки, в то время как садовник с несколькими поденщиками, разметав длинную пожарную кишку, обливали другие растения.
Над парком носился тогда пробужденный живой влагой запах настурции, бальзамина и душистого горошка.
Опять перед сном приходил к жене барон и, целуя ручки, спрашивал, как она провела день, а потом рассказывал, что делается по хозяйству. Баронесса украдкой зевала в желтую книжку, целовала мужа в лоб и шла спать в свою опочивальню, только изредка сопровождаемая бароном.
Но вскоре в однообразное течение времени вплелось нечто новое.
Прелестная хозяйка почувствовала сначала некоторую неловкость, потом тошноту, стала раздражительна и придирчива к пище, заметно осунулась, потеряв прежнюю живость и розы на щеках.
Наконец, в один из вечеров, на обычный вопрос барона, как она себя чувствует, баронесса ответила:
— Мне кажется, что я скоро буду матерью…
Лицо барона сначала вытянулось от изумления, потом расплылось в счастливую улыбку и, нежно обняв жену за талию, он спросил как можно ласковее: