Беатрис прошла, точнее, пронеслась в свою комнату, где упала в кресло и выругалась такими словами, что будь там еще кто-либо, у того бы отвалились уши. Но на ее счастье, в комнате никого не было. Хотя, если уж на то пошло, Беатрис было на это наплевать. Ее до сих пор всю трясло от ярости. Она редко злилась, но, когда это случалось, под горячую руку лучше было не попадаться и все это знали. Поступок мужа вызвал в ней такой гнев, что Беатрис была готова убить его за то, что он выставил ее в таком свете. Мерзавец, завел любовницу, словно ему чего-то не хватало! Что ж, раз его не устраивает жена, то пусть ищет себе кого-нибудь другого.
С каждым днем Кэт все более нервничала. Она ожидала, что мать немедленно решит все ее проблемы и то, что Беатрис до сих пор ничего не сделала, начинало злить Кэт. За завтраком девушка сверлила ее настороженным взглядом и совсем ничего не ела. Ей было не до того. Но и не до того было и самой Беатрис.
Рэчел, единственная в семье, у которой все было хорошо, не сразу заметила, какая напряженная обстановка царит за столом. Все сидели в полном молчании. Кэт ерзала на стуле и ковырялась в тарелке, даже не пытаясь положить себе в рот хоть кусочек. Лицо у Беатрис было высокомерное и презрительное, она напротив, очень внимательно смотрела в свою тарелку, правда, жевала единственный кусок мяса уже минуты три. Питер время от времени поглядывал на свою жену, стараясь делать это так, чтобы она не заметила.
Когда Рэчел увидела это, она почувствовала беспокойство. Что-то случилось. Что-то очень плохое, раз все так угрюмы и молчаливы. И ничего не едят. Что происходит с их обычно дружной и веселой семьей?
— В чем дело, Кэт? — ледяным тоном осведомилась Беатрис, заметив наконец дочь, — почему ты не ешь?
— Не хочу, — Кэт склонилась над тарелкой, пытаясь сдержать слезы.
— Глупости. Ешь.
— Не буду.
— Почему?
— Не хочу, — девушка всхлипнула.
— Хватит реветь. Помни, где ты находишься.
— Кэт, почему ты плачешь? — спросила Рэчел испуганно.
— Не твое дело, — срывающимся голосом ответила та и вскочила с места.
— Сядь, — отрезала Беатрис, — и не устраивай сцен.
Кэт села обратно и зарыдала, уронив голову на руки.
В столовой стояло гнетущее молчание, нарушаемое лишь всхлипами Кэт. Рэчел старалась не смотреть на сестру, чтобы не разреветься за ней следом. Она быстро доела свою порцию и поспешно пробормотав "спасибо", вышла за дверь.
Внезапно, Кэт резко подняла голову и посмотрела на мать:
— Ты не сможешь заставить меня есть, мама, ясно? Я выкину это в окно, и ты мне не помешаешь!
— Делай, что хочешь, мне наплевать.
— О Господи! — девушка схватила свою тарелку и швырнула ее в угол.
На этот раз не выдержал Питер. Он встал и вышел.
— Все разбила, что хотела? — спросила Беатрис у дочери, — если так, то ступай к себе в комнату и успокойся.
— Мама, неужели ты не понимаешь, что я больше так не могу! Не могу, не могу! — она затопала ногами, — лучше умереть!
— Конечно, лучше. Это очень просто. Куда проще, чем подумать или взять себя в руки. Говорю, иди к себе и успокойся.
Кэт вновь заплакала и вытирая капающие слезы, начала подниматься наверх.
Беатрис чрезвычайно аккуратно вытерла рот салфеткой, так как ее руки дрожали. Потом встала и медленно задвинула стул, потому что ей хотелось его пнуть, а после перевернуть стол и разбить все, что там находилось. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но ничего не вышло. Вернулся Питер.
— Послушай, Трикси, ты можешь меня выслушать?
— Не желаю, — отрезала она, — не желаю ничего слушать. Мне все ясно.
— Успокойся же. Ты придаешь слишком много значения пустякам.
— Ах, пустякам? Ну, конечно, какой пустяк. Подумаешь, любовницу завел. Или сто любовниц. Ты же у нас такой несчастный и одинокий мужчина. Кстати, как ты развлекался там, во Франции? Занятно было? Как француженки?
— Перестань. Это случилось только один раз.
— Конечно, так я тебе и поверила. Один раз! Расскажи это кому-нибудь другому.
— А ты сама? Как ты здесь жила в одиночестве? — распалился Питер.
— Хочешь про меня поговорить? Не выйдет. Не надо взваливать всю вину на меня. Это к тебе приходила твоя любовница. Ко мне никто не приходит. А если тебе что-то не нравится, то и убирайся к своей Джейн и пусть она тебя утешит. Наверное, она не кричит и не ругается.
— А это верно! — рявкнул он, — здесь кричишь только ты. Ты и твоя взбалмошная дочурка!
— А, это я кричу! Ну, ладно, — Беатрис одним движением спихнула со стола сразу три тарелки и супницу, — я еще и посуду бью. И если ты не заткнешься, следующая тарелка полетит тебе в голову. Что, не нравится? Вот и прекрасно. Не буду тебе мешать. Думаю, я здесь лишняя.
Она вылетела из столовой, взбежала вверх по лестнице и распахнула дверь в комнату Кэт. Девушка сидела на постели с ногами и рыдала, уткнувшись головой в подушку.
— Хватит реветь, Кэт, мне надоело слушать твои вопли.
— Тебе все надоело, — отозвалась девушка, смотря на мать злыми глазами, — тебе наплевать на меня! Ты ничего не делаешь, только кричишь. Может быть, мне уже пора топиться?
— Прекрасно, иди топись! — завопила Беатрис, окончательно потеряв терпение, — иди, раз тебе так нравится чувствовать себя несчастной! Доверши дело до конца! Что ты на меня вытаращилась? Ты только и умеешь, что сперва совершать дурные поступки, а потом реветь. Возьми себя в руки и потерпи немного. В конце концов, я думаю, что делать, а ты только ноешь и требуешь, чтобы я достала тебе мужа из рукава! Но знаешь ли, я не фокусник, ясно? Мне, черт возьми, нужно время! И тишина! — еще громче крикнула она, — понятно?
— Понятно, — очень тихо пискнула Кэт, поспешно доставая платок и вытирая глаза, — я уже молчу.
— Замечательно. А теперь слушай меня. Позови горничную и пусть она упакует все твои вещи.
— Зачем? — испугалась девушка, — ты что, мама? Ты собираешься выгнать меня из дома?
— Ты совсем спятила, — вздохнула Беатрис, — нет, мы уедем вдвоем. А теперь не задавай вопросов и действуй. Это ты хоть умеешь делать?
— Да, конечно, — кивнула Кэт, — сейчас.
Беатрис вышла в коридор и снова спустилась вниз, в холл, где стоял невозмутимый дворецкий. Впрочем, он уже был не настолько невозмутим, так как звуки скандала донеслись до его ушей.
— Арчер, вели заложить карету да побыстрее, — сказала ему Беатрис очень тихим и спокойным голосом, — Лиз, — остановила она горничную, которая собиралась осторожно проскользнуть мимо, — ты мне нужна. Пойдем наверх, соберешь мои вещи.
— Да, миледи, — присела та, кидая недоуменный взгляд на дворецкого.
В доме явно что-то творилось.
Наверх Беатрис подняться удалось, но вот дойти до своей комнаты — нет. Подоспевший Питер схватил ее за руку.
— Трикси, что ты творишь?
Она резко высвободилась:
— Ничего особенного. Освобождаю дом от себя и от своей взбалмошной дочурки.
— Да ты что, с ума сошла?
— Да, точно, я спятила. Доволен?
Лиз задержалась у двери комнаты, якобы ненароком и жадно прислушивалась к спору супругов. Беатрис заметила это очень скоро:
— Я сказала, собирай вещи, — отчеканила она, — живо.
Лиз тут же закрыла за собой дверь и приступила к делу. С хозяйкой, когда она была в гневе, никто не спорил.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Питер, сжимая кулаки.
— Хочу, чтобы ты насладился тишиной в полной мере, раз она тебе так нравится.
Из комнаты вышла Кэт и с интересом начала прислушиваться к их ссоре.
— Дьявол, — повернулась к ней Беатрис, — тебе что надо? Ты уже собралась?
— Да, мамочка, — закивала Кэт, — там… там Дениза. Собирает вещи. Почти закончила.
— Тогда марш в карету.
— Конечно, мамочка.
И Кэт ушла. Правда, она старалась идти как можно медленнее, чтобы не упустить ни слова из сказанного. Но ей не повезло. Супружеская пара в это время хранила напряженное молчание. Беатрис еще и следила за тем, как дочь уходит.