— То, как вы поступаете, это не наглость, а просто вероломство.
— Нет, — мотнула головой девушка, — ничего подобного. В этом вам следует винить только себя. Вы сами сказали, что я вам не подхожу, что я слишком непорядочная для того, чтобы выходить за вас замуж. Раз так, то в чем вы видите вероломство?
— Я это говорил не потому, что думал, а потому…
— Вы именно так и думали, — прервала его Рэчел, — и сейчас так думаете. Не понимаю, что мы можем обсуждать?
— Знаете, что? — разозлился Фортенгейм, — нечего выставлять меня на посмешище! Променять меня на Алекса! Ведь он вас похитил!
— Ну и что? — она пожала плечами.
— Остается только предположить, что у вас была причина столь скоро принимать его предложение.
— Так, — протянула Рэчел, — мне все ясно. Вы опять взялись за оскорбления. Прошу вас немедленно покинуть этот дом. Как я рада теперь, что не приняла вашего предложения! Вы думаете обо мне Бог знает, что.
— А что я должен думать после того, что вы сделали?
— Правильно, — девушка развернулась к двери, — что вы еще можете думать! Только самое плохое. Прощайте, мистер Фортенгейм.
— Ну и черт с вами, — фыркнул Гордон, повернулся и вышел за дверь, громко ею хлопнув.
Рэчел с шумом выдохнула и почти упала в кресло. Вот, значит, как. И за этого человека она едва не вышла замуж! Вот, дурака бы сваляла! Да он все время думал бы о ней только гадости, что бы она ни сделала. Или даже если б вообще ничего не делала. Нет, уж лучше потерпеть фырканье Беатрис, сюсюканье леди Нортон и не многословие настоящих мужчин: отца и лорда Нортона. Это, во всяком случае, ненадолго. И потом, Алекс никогда не сказал бы ей такого, хотя он тоже не подарок.
Посидев немного и придя в себя, Рэчел вышла в коридор. На лестнице она встретила Беатрис и вновь испытала на себе ее искреннюю радость в связи с замужеством дочери.
— Что, женишок пожаловал? — ядовито поинтересовалась мать, — ну и как? Почему ты никого не зовешь? Мы давно его не видели. Соскучились ужасно.
— Мама, — покачала головой Рэчел, — ты напрасно так относишься к Алексу. Он гораздо лучше, чем мистер Фортенгейм, который, кстати, только что был здесь.
— А, это был Фортенгейм. И что? Зачем он приходил?
— Чтобы оскорбить меня. Но я его прогнала.
— Жаль, — заметила Беатрис, — нужно было позвать меня. Мы бы с ним побеседовали о том, как следует разговаривать с девушками.
Рэчел фыркнула.
— Я ему все высказала.
— Ну нет, ты не могла высказать ему того, что он действительно заслуживает. Ладно, раз он ушел, что теперь говорить. Ну и женишки, один другого краше.
На этой сакраментальной ноте Беатрис закончила разговор с дочерью и отправилась по своим делам. Рэчел посмотрела ей вслед и поняла, что куда легче выдрессировать медведя, чем убедить свою мать относиться к Алексу более справедливо.
Шли дни, неумолимо приближая свадьбу. Рэчел нервничала, Беатрис вздыхала, Питер мрачнел на глазах. И все трое подсчитывали дни на пальцах, дожидаясь, когда же все это закончится.
Примерка готового свадебного наряда накануне знаменательного дня затянулась настолько, что утомила не только Рэчел, но и остальных.
— Мамочка! — воскликнула девушка, заламывая руки, — я больше не выдержу!
— Куда ты денешься, — ободрила ее Беатрис, осматривая дочь со всех сторон, — да, вот тут следует немного подобрать. А так очень неплохо.
Портниха посмотрела на нее с едва скрываемым неудовольствием.
— Да зачем же подбирать эту складку? — осведомилась она, — напротив, сейчас так модно.
— Это было модно два года назад, — отрезала женщина, проявляя недюжинную осведомленность в вопросах моды, — так что, делайте, что вам говорят.
Рэчел была полностью на стороне скрипящей зубами портнихи, так как ужасно устала и ей было все равно, модно ее платье или нет. Но обе они покорились более сильной воле.
Наконец, все было закончено.
— Так, — произнесла Беатрис, — теперь гораздо лучше.
— Мне можно его снять? — с надеждой спросила Рэчел.
— Погоди, его еще Пит не видел.
— Я больше не мог стоять, — захныкала девушка, — я сейчас умру.
— Ничего с тобой не случится. Ты сама захотела выйти замуж, вот и терпи теперь. Твой отец должен посмотреть на тебя.
— Ну пусть он завтра посмотрит.
— Пять минут. Тем более, что он уже идет.
Питер пришел через пять минут. Оглядел Рэчел и сказал:
— Очень красивое платье. Ты в нем замечательно выглядишь.
— Чудесно! — просияла Рэчел, — так я снимаю, да?
— Снимай, снимай, — сжалилась над дочерью Беатрис, — а потом сразу спать. Завтра тяжелый день.
— Почему? Ведь это же праздник, — не согласилась девушка.
— Праздник — это для гостей. А для нас — каторга.
Питер рассмеялся. Впрочем, это у него скоро прошло, так как он вспомнил о том, что им завтра предстоит.
— Пойдем, — потянула его жена, — еще куча дел. Кстати, как там у нас с деньгами?
Они вышли в коридор.
— С деньгами все в порядке, — ответил он и вздохнул, — ох, неужели, мы смиримся с этим, Трикси?
— Мы уже смирились.
— Ну, не нравится мне ее жених. Какого черта мы вообще согласились? Это все ты. Не надо давить на девочку! И что теперь?
— А что теперь? Это ее выбор. Тем более, что они уедут и мы их будем видеть очень редко, — тут Беатрис улыбнулась.
Питер посмотрел на нее с подозрением.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты ведь знаешь, сколько восторга я испытываю, когда вижу своего разлюбезного будущего зятя.
Он представил дело с этой точки зрения и почувствовал легкое облегчение.
— Ну да. Если так смотреть, то это еще куда ни шло.
Следующий день начался с неприятностей. На кухне подгорело жаркое и пока там разбирались с инцидентом, запах горелого мяса распространился по всему дому. Окна распахнули настежь, слуги выгоняли дым на улицу, но ничего не помогало. Рэчел, которой полагалось чинно сидеть в комнате, пока ее причесывали и одевали, носилась по дому в свадебном платье и с растрепанной головой. В конце концов, она зацепилась подолом за каминную решетку и порвала ткань.
— О Боже! — ахнула девушка, застывая на месте, немного поздновато.
Лиз и Дениза начали охать и ахать, снуя вокруг нее. Мэджи, сидя на стуле посреди комнаты и раскачиваясь, наслаждалась происходящим. Именно она внесла свою лепту утешения:
— Все, каюк платью. Будешь с дыркой ходить.
— О нет! — Рэчел побледнела.
Лиз испугалась, что барышня упадет в обморок и подставила ей стул. Но барышня не оправдала ее ожиданий. Она зарыдала и рухнула на сиденье.
На шум прибежали Питер и приехавшие Фрэнк с Кэт. Увидев, что произошло, каждый начал давать советы, от которых просто волосы дыбом вставали. Кэт сперва дала подзатыльник слишком разговорчивой Мэджи, а потом начала выговаривать сестре:
— Ты с ума сошла! В таком платье нельзя бегать по дому сломя голову. Нужно сидеть на одном месте, понимаешь? Сидеть!
— Что теперь говорить, — вмешался Фрэнк, — ведь платье уже порвано.
— Да, и что ты предлагаешь?
— Ничего, — муж поспешно примолк.
— А вы подол обрежьте, — опять встряла Мэджи и захихикала.
Эта перспектива мало прельщала Рэчел, так как дыра была чуть ниже колена, но на самом видном месте. Зато Кэт вскричала:
— А что, если тебе язык отрезать, противная девчонка? Дайте мне ножницы!
Она хотела схватить Мэджи за шиворот, но девочка увернулась и выбежала из комнаты.
— Не дом, а черт знает что, — продолжала бушевать Кэт, — чем здесь так воняет? Фу!
— Жаркое подгорело, — сообщила ей сестра, всхлипывая.
— Надеюсь, его готовила не мама? — испугалась та.
— Нет.
В комнату вошла Беатрис, прекращая словопрения. Она молча выслушала всех, говорящих одновременно и тыкающих пальцами в сторону рыдающей в три ручья невесты.
— Понятно, — резюмировала она, — ничего страшного. Дениза, неси ножницы, нитки и иголку. Лиз, там оставался кусок ткани, сюда его. Остальные — в корридор. Рэчел, сядь на стул.