— Нет. Есть еще кое-что. Я же говорю, я хорошо подготовилась.
— Вы меня утомляете, сударыня. Какие-то несерьезные аргументы.
— Ничего, следующий посерьезнее будет. Я — протестантка, а вы — католик.
— Вас это волнует?
— Лично мне все равно, но это взволнует церковь. Как-то само собой полагается, что у мужа и жены должны быть одинаковые вероисповедания.
— Ну, если это для вас так важно, примите католичество и дело с концом, — он пожал плечами.
— Что? — Беатрис сделала большие глаза, — как это, неважно? Это очень важно. Так поступать не следует, это нехорошо.
В самом деле, этот аргумент оказался гораздо более серьезным. Таким серьезным, что граф даже встал со стула и повернулся к ней:
— Признайтесь, что это всего лишь отговорка. Больше нечем прикрыться, да?
Беатрис тоже встала, пораженная сменой тона. Она отодвинула стул и отозвалась:
— Я бы попросила вас выражаться более вежливо, если это несложно. Это не отговорка, а очень серьезная проблема.
— Только не нужно говорить, что вы чрезвычайно религиозная женщина, все равно не поверю.
— В самом деле, я не особенно религиозна, — фыркнула она, — но я и не еретичка.
— В Америке весьма лояльно относятся к еретикам.
— В Америке, может быть. Но туда я не поеду. Я слишком стара для таких серьезных перемен. И потом, слишком многое пришлось бы оставить здесь.
— Что оставить? — губы графа искривила саркастическая усмешка, — три могилки с безвременно почившими супругами?
Этого ему не стоило говорить. Беатрис просто взбеленилась:
— А вот этого касаться не смейте, черт вас возьми! Ясно? — рявкнула она.
Женщина перевела дух и уже куда более спокойно продолжала:
— Вам следует извиниться, граф. Мне жаль, что я вышла из себя, но я всегда считала, что о мертвых нельзя отзываться в таком тоне.
— Хорошо, прошу прощения. Но дело не в мертвых, а в живых людях. В нас с вами.
— Хорошо, вы сами можете сменить веру и стать протестантом?
— Я не так молод для этого.
— Значит, нет?
— Значит, нет.
— А я, по-вашему, молода? Для меня это раз плюнуть, так?
— А что вас удерживает в Англии?
— Мои дети, подруги, сестра, внучка, да мало ли, кто еще. В Америке у меня нет родственников и знакомых.
— У меня их тоже не было. Это ерунда, и вы знаете это столь же хорошо, как и я. Почему бы вам не сменить веру, если она вам безразлична?
— Нет, не безразлична, — Беатрис с каждой минутой злилась все больше и больше, — почему бы вам не сменить ее?
— Нет уж, увольте. Всегда терпеть не мог протестантов.
— А-а! — вскинулась женщина, — когда дело доходит до вас, вы идете на попятный! А я ненавижу католиков и их дурацкие службы непонятно на каком языке. Что толку их слушать, если все равно никто ничего не понимает.
— Идиотская отговорка, — глаза графа сузились.
Беатрис с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. Ее распирал гнев, и она чувствовала, что он вот-вот вырвется наружу. А когда это случится, никакие разумные доводы не будут доходить до ее сознания. Она изо всей силы стиснула кулаки, да так, что ногти впились в ладони. Читай на Книгоед.нет
— Как мило, его возмущает мое нежелание сменить веру, — прошипела Беатрис тихо, так как боялась потерять над собой контроль, — на себя лучше посмотрите, святоша. Вы не желаете быть отступником, а я почему-то должна это сделать. Но я тоже не хочу быть отступницей и не хочу пасть в собственных глазах.
— Значит, выйти за меня замуж — это упасть в ваших глазах?
— Ну все, я больше не могу! — женщина топнула ногой, — вы ведете себя, как идиот! Чего вы добиваетесь? Чтобы я дала вам по физиономии? Этого недолго ждать осталось!
— Уже дошли и до этого? — рявкнул граф, подскакивая к ней, — так давайте, смелее!
— Черт бы вас подрал! Вы самодовольный, упрямый и тупой! Упрямый, как осел и тупой, как баран!
— А вы сами? Точно такая же упрямая и тупая!
— Убирайтесь вон! — Беатрис дернула за шнурок, — я не потерплю, чтобы меня оскорбляли в моем собственном доме! Лиз вас проводит.
— Я не собираюсь уходить.
— Да ну?! Никто еще не оскорблял меня безнаказанно! Я сказала, что вы уйдете, значит, вы уйдете, даже если вас вынесут отсюда!
— Хватит вопить!
— Пошел вон! — Беатрис так рванула за шнур, что тот едва не оборвался.
Распахнулась дверь и в гостиную влетела испуганная Лиз. Она посмотрела на хозяйку и глаза у нее сделались большими и перепуганными. Она давно не видела ее в таком бешенстве.
— Что вам угодно, миледи? — пискнула она.
— Проводи джентльмена, — Беатрис указала на графа резким взмахом руки.
— Вы ведете себя, как истеричка, — сказал граф, который уже немного пришел в себя, в отличие от своей собеседницы.
— Вон отсюда! К черту, к дьяволу, куда угодно! Хоть к вашей распрекрасной деве Марии! Я истеричка! Я — истеричка?!
Лиз поспешно отступила к двери, чувствуя, что в помещении даже воздух вибрирует. Она очень хотела посоветовать графу промолчать, но ее ценная мысль не передалась ему на расстоянии, потому что он заметил:
— Еще какая.
Беатрис оглядела гостиную, схватила подвернувшуюся под руку статуэтку и бросила на безвинную Лиз яростный взгляд.
— Что ты стоишь, как столб, Лиз? Выгони его вон! Долго еще я буду терпеть этого осла? — после чего статуэтка полетела в сторону гостя.
Но в такие минуты Беатрис редко попадала в цель. Статуэтка пролетела мимо графа, который отступил на шаг в сторону.
— Дьявол! — рявкнула женщина.
— Вам лучше уйти, сударь, — прошептала Лиз графу, — прошу вас, уходите.
Но граф стоял, как влитой.
— Может быть, вам выпить воды сударыня?
— Сейчас я покажу вам воду, — прошипела Беатрис, — Лиз, Уилла и Томми сюда. Быстро!
Охрана среагировала быстро. Уилл и Томми сломя голову примчались на зов хозяйки. За ними неслась Мэджи, не желая пропускать столь пикантную сцену.
— Что случилось, мэм? — спросил Уилл, одним взглядом оценивая ситуацию.
Беатрис резко ткнула пальцем в графа:
— Уберите его с глаз моих. И чтоб я его больше здесь не видела. Никогда.
Уилл и Томми привыкли исполнять приказания хозяйки, какими бы бредовыми они не казались. Но сейчас им было отчего-то неловко. Томми переминался с ноги на ногу, а Уилл шагнул к графу и сказал:
— Ушли бы вы сами, сэр. А то нам в самом деле придется…
— Нечего с ним церемониться, — перебила его Беатрис, — вышвырните его вон к чертям. Живо!
Граф скрипнул зубами:
— Никогда еще я не встречал более ненормальной женщины, чем вы, леди Вудвилл. Счастливо оставаться, — и он направился к двери.
— Прекрасно! Проваливайте к черту и не суйте больше сюда своего кривого гасконского носа, вашу мать!
Она была зла, как только что названный конечный пункт указанного маршрута.
Дверь за графом захлопнулась. Уилл и Томми переглянулись, сдерживая смешок. В некоторые минуты хозяйка могла бы давать им уроки по крепким словцам и выражениям.
— Мы больше не нужны, мэм? — спросил Уилл.
— Нет, — отрезала Беатрис, — и нечего тут хихикать! Еще раз увижу, последние зубы выбью.
Они поспешно вышли, видимо, опасаясь за собственные зубы. Осталась лишь Лиз, с неодобрением смотревшая на осколки фарфоровой статуэтки и Мэджи, которая выглядывала из-за двери, прикрывая рот ладошкой.
— Пошла вон, — заметила ее Беатрис.
Мэджи пошла, почти так же, как и Уилл с Томми.
— Проклятый лягушатник, — пробормотала женщина себе под нос, — кривоносый французишка. Нос бы ему отвертеть.
И она вышла из гостиной, оставив Лиз переваривать сказанное.
Беатрис никуда не дошла, так как в дом прибыл новый гость, точнее, гостья. Она ее приход женщина отреагировала излишне резко, но, когда увидела, что это Бэтси, перевела дух.
— Это ты, Бэт. Добрый день.
— Добрый день, — отозвалась Бэтси, но таким пораженным тоном, что Беатрис поняла, это неспроста, — Трикси, ради Бога, объясни, что тут происходит?