Глава 1. Утрата
Серый вечер опустился на безлюдную улицу. В воздухе витала вонь гнилой плоти и растворенный в ней едкий дым от огромных костров, что то и дело попадались на пути. Крупные клубы этого черного как ночь дыма то уносились вверх и, перепутываясь с грозовыми тучами, пропадали из виду, то летели на уровне соломенных крыш маленьких бедных домиков, из которых так часто можно было услышать стоны больных и плач пока здоровых, то мягко стелились по сырой каменной брусчатке, окутывая ноги и скрывая в себе бегущих через дорогу крыс. Приближающийся дождь тяжело дышал холодным осенним ветром, грозно нависая над головой. Ступая по холодному камню и скрипя сапогами, мужчина в черном длинном балахоне и с увесистой сумой, торопливо шёл куда-то быстро и словно строго относясь к каждому своему шагу. Это был Эрвард О’Кай, известный в городе врач и уважаемый при дворе самого Горга, барона Андреенского. Эрвард остановился у одного совсем крошечного деревянного домишки, больше напоминавшего ему, как и всем окружающим и даже самим хозяевам дома, небольшой сарай, непонятно чей и к чему прилегающий. Мужчина постучал в хлипкую дверь и тут же смекнул себе в голове, что такую дверь можно переломить пополам легким усилием, даже если бы она была закрыта все засовы, что здесь есть. Но, очевидно, хозяев это не слишком заботило, ибо красть у них особо было нечего, а по сему, не видели они и малейшего смысла в более крепкой двери. Раздался стук, и тут же, будто караулящая сидя неподалеку от входа, молодая особа открыла дверь. Пред Эрвардом предстала юная девушка лет шестнадцати, стройно сложенная и обладающая красивейшими чертами лица. Её молодое тело уже успело расцвести в прекрасный и яркий бутон, и наготу этой её величественной красоты и чистоты прикрывала лишь легкая ткань, обвитая вокруг её тоненьких плеч и талии, и заканчивающаяся в том же месте, где виднелись её дрожащие ни то от холода, ни то от волнения и смущения колени. Её мягкие словно шёлк белые локоны спускались до плеч и, гонимые ветром из стороны в сторону, переливались серебренным блеском. Каре-зелёные глаза и кончики милых тонких губ выражали грусть и волнение.
— Доктор О’Кай, как я вас ждала, скорее пойдёмте со мной, я вам его покажу. – пригласила она его в дом. Войдя внутрь, девушка указала пальцем на комнату, в которой был потушен свет. – Он так, доктор, ему очень тяжело. Скажите мне, прошу вас, вы поможете ему?
— Я попытаюсь помочь ему, но думаю, помощь понадобится вам. – с этими словами он поправил свою маску и вошёл в покои больного.
Войдя в мрачную, душную комнату через низкую арку, занавешенную тряпкой, Эрвард зажёг две свечи, что стояли на комоде.
Врач оглядел своего пациента. Это был мужчина с каштановыми волосами и карими глазами. На лице его не было ни бороды, ни усов и ни одного седого волоса на голове, однако выражало это лицо такую гримасу агонии и бессилия, что казалось, будто это старик лежит на смертном одре. Также и голос его, стонами и мычанием, которые явно давались ему с трудом, был так же слаб и немощен, как это бывает у столетних старцев. Эрвард начал осмотр и вскинул с мужчины одеяло, которым тот был накрыт. Сквозь окуляры в своей маске, доктор увидел страшную картину, которая давно стала обыденной для него и любого человека его профессии. Тело больного было покрыто огромными гнилыми струпьями, размером с кулак. Он был худ, а кожа его становилась болотно-зелёного цвета. Из свищей сочился гной. Преодолев респираторы в маске, в нос Эрварда ударила едкая вонь. Кажется, так должна пахнуть мертвечина. Внезапно мычание прервалось членораздельной речью. «Спаси Беатрису, спаси мою дочь…», - проговорил мужчина. За этим последовал сильнейший лающий кашель, стихийный и непрекращающийся. Эрвард поспешил убрать нос, как и всё своё лицо, в сторону, подальше от больного и от воздуха, выходящего из его рта. Уже тогда, без осмотра, доктору всё стало ясно. Он постоял ещё какое-то время около больного, без особой жалости смотря на него.
Одна из свеч, стоящих на комоде, пристально наблюдала за происходящим в комнате. Слабый дрожащий огонёк на её верхушке то совсем затихал, и казалось, будто он вот-вот потухнет, то разгорался с новой силой. Это пламя словно боролось за свою жизнь: вот, взмахом плаща, доктор чуть не погасил свечу, но огонёк переждал бурю и у него вновь всё хорошо, и вдруг очередной порыв ветра бьёт его в лицо, грозясь убить.
Так же и для бедолаги, что лежал на кровати, изнемогая от постоянных мук. Каждый взмах плаща был подобен злому предзнаменованию, каждый вздох Эрварда звучал как дыхание смерти, уже стоящей за спиной и ждущей подходящего момента. В воздухе тем временем нарастало напряжение. Атмосфера в комнате буквально скрипела, словно что-то жуткое должно вот-вот произойти, но провидение медлило с этим. Доктор позвал девушку и приказал ей собрать самые необходимые вещи, что есть в доме, что она и сделала. Бегая туда-сюда из угла в угол, она открывала и закрывала ящики, перебирала содержимое различных шкатулок, коих было немного. Из этих шкатулок она, в итоге, наскребла лишь незначительное количество белья, одежды и маленькое золотое кольцо, которое девочка бережно хранила долгие годы. Когда она завязала небольшой узелок, Эрвард попросил её попрощаться с отцом. «Теперь вы не скоро увидитесь» - сказал он. Тогда девочка медленно подошла к больному, схватилась за спинку кровати, на которой он уже так долго лежит, и пара чистых капель блеснула на её белых щеках. Постояв так совсем недолго, она вышла за дверь лачуги, присела на ступеньку и принялась разглядывать свои маленькие бледные ножки.