— Но, доктор О’Кай…
— Эрвард, пожалуйста, называйте меня просто Эрвард. Хорошо?
— Ладно. Эрвард, откуда вы столько обо мне знаете, вы были другом моего отца?
— А вы довольно догадливая девушка. – заметил он – Да, мы с Оскаром были хорошими друзьями. Помню, когда мы были совсем юнцами, здесь шла небольшая война, даже скорее восстание. Мы были слишком малы чтобы сражаться, но мы помогали другим способом. Ха… – он призадумался так, как это делают люди, которые вспоминают что-то приятное – мы с ним выслеживали караваны с боеприпасами, идущие к лагерям врагов и, под покровом ночи, когда все спят, обворовывали их. Брали преимущественно стрелы, они же лёгкие. Мы вешали на спину по пять, а то и по семь колчанов, доверху набитым стрелами, и ещё парочку несли в руках. Приходили в город со всем этим добром и продавали, то кузнецам, то оружейникам, то простым торгашам. А от них всё это поступало в наши войска. Неплохо зарабатывали, хочу заметить. Кормили семьи и сами ни в чем себе не отказывали. Но потом война закончилась, нужно было взяться за ум. Я пошёл учиться грамоте, а твой отец спутался с какими-то кочевыми торговцами и уехал с ними. Уже и не сосчитать, сколько лет мы с ним не виделись. Но вот, как-то раз, тоже давно было, оказался в вашем городе, по работе, и услышал про лавку «Шипящая склянка».
— Это же наша лавка! – Беатриса так возбудилась, что выкрикнула, перебив Эрварда – Ой, извините, продолжайте пожалуйста.
— Да, это была ваша лавка. И за прилавком я увидел человека с ну очень знакомой внешностью. А вот он меня не узнал. Я по началу застеснялся спрашивать, вдруг не он. Но потом всё же спросил. Имя его назвал. Он на меня так посмотрел подозрительно, а потом узнал наконец. Ну, поговорили, махнули доброй настойки, ну, как это обычно бывает. Договорились письма слать друг другу. Из них-то я всё про вас и узнал. Ещё в гости звали друг друга постоянно, но, сами понимаете, у обоих работа такая, что свободного времени почти нет. Вот только… о своей болезни он мне так ничего и не написал. Не понятно, почему. А когда я получил вызов от некой Беатрисы Мербах, меня будто холодом обдало. Так что. Не думайте, пожалуйста, что мне не жалко вашего отца. Пусть мы долго не виделись, но он был моим лучшим другом детства. И не думайте, что у меня не дрогнула рука, когда я сделал то, что сделал. Как бы то ни было, я очень виноват перед вами и то, что я взял вас под свою опеку, это самое малое, чем я могу искупить вину.
На лице юной Беатрисы появилась скорбь, глаза её наполнились слезами, а нижняя губа стала мелко дрожать. Она встала из-за стола и, сквозь ком в горле проговорила «Спасибо за еду, Э-Эрвард…», после чего быстро, закрыв лицо руками, вбежала в комнату и заперла за собой дверь. Тут же, усевшись на пол и опёршись спиной на дверь, она зарыдала, не в силах больше сдерживаться. Роняя на холодный пол каплю за каплей, она вспоминала его лицо, такое живое, чуткое. «Папочка, папочка!» - кричала девушка, не зная более о приличиях. Она то заходилась своим плачем и, казалось, не могла из-за него дышать, то успокаивалась, хоть и ненадолго. Когда горе давало ей небольшую передышку, и она отрывала глаза, чтобы посмотреть на свои мокрые от слёз красные ладони, то повторяла шепотом: «Папа, почему? Почему ты ушёл от меня?» Примерно так же она плакала почти каждую ночь с тех пор, как поняла, что он болен не обычной лихорадкой, а Болотным Мором, страшной болезнью, гуляющей по Королевству Андреенскому.
Глава 3. Истоки Мора
Всё началось три года назад, в Брехте, небольшой деревушке, стоящей у болота Смрадные Топи. Брехта была настолько крошечным поселением, что почти все её жители хорошо друг друга знали и общались между собой. Все, кроме старого моряка Утера. Этот пожилой мужчина был невысок, почти лыс, слабоват, тощ и сутул. Он был скрытен и не жаловал гостей в своём доме. Из ценного у Утера было всего ничего: прохудившаяся лодка, которую он ласково называл Энн, и верный пёс Майк. Что к псу, что к лодке, кстати, Утер относился куда теплее, чем к людям, окружающим его. На жизнь он зарабатывал с помощью всё той же лодки. На ней мужчина переправлял желающих через болото, к Топским конюшням. Там, обычно, путники нанимали извозчиков и продолжали путь в повозках и каретах. Брал Утер за переправу немного, поскольку при желании болото можно было объехать, и единственный резон переплывать его на лодке состоял в дешевизне.