Но после такого перемирия Тед заявил, что все ее подружки «кривляки, дуры, задавалы, каких свет не видал, вруньи и вообще трепло». На это Верона заметила, что его товарищи «противные нахалы, а девчонки — омерзительные визгливые идиотки».
— А на тебя глядеть тошно, свинство, что ты куришь и вообще… Смотри, как ты одет, просто смешно и противно — честное слово, противно до невозможности!
Тед враскачку подошел к длинному зеркалу буфета, полюбовался своей красотой и расплылся в довольной улыбке. Костюм на нем был самым последним криком моды: в пеструю клетку, брючки в обтяжку, не доходившие до ярко-желтых, начищенных до блеска башмаков, кургузый пиджачок с узкой, как у танцора, талией и пояском сзади, который ничего не подпоясывал. Вместо галстука на шею было намотано широченное кашне из черного шелка. Льняные волосы, напомаженные до зеркального блеска, были гладко зачесаны назад, без пробора. Уходя в школу, Тед надевал кепку с длинным козырьком, напоминавшим лопату. Но его гордостью была жилетка — сколько он ее вымаливал, выпрашивал, сколько копил на нее! Жилетка была наимоднейшая — коричневая, в бледно-алую крапинку, с невероятно длинными концами. На самом краешке выреза были приколоты значки школы, класса и корпорации.
Впрочем, все это никакого значения не имело. Мальчик он был складный, ловкий, пышущий здоровьем. Хоть он и считал, что у него «взгляд циника», — глаза у него были чистые и живые. Правда, особой душевной чуткостью он не отличался. Вот и сейчас он сделал ручкой бедной коротышке Вероне и протянул:
— Да, мы для вас, конечно, смешноватые и противноватые, и наш новый галстук — просто тряпка!
— Вот именно! — прикрикнул на него Бэббит. — А кстати, раз ты так собой любуешься, разреши тебе напомнить, что твоя мужественная красота только выиграет, если ты вытрешь рот — у тебя все губы в яичнице!
Верона захихикала, чувствуя себя на миг победительницей в самой жестокой из жестоких войн — в семейной войне. Тед посмотрел на нее безнадежным взором и вдруг заорал на Тинку:
— Поставь сейчас же сахарницу! Ты весь сахар высыплешь себе в тарелку!
Когда Верона с Тедом ушли, а Тинка поднялась наверх, Бэббит заворчал на жену:
— Да, скажу я тебе, милые детки! Не говорю, что я сам — кроткий ягненок, может быть, я тоже за завтраком ершусь, но я не могу выносить, как они трещат, трещат без умолку — сил нет! Честное слово, хочется забраться куда-нибудь, где тихо, спокойно. Ты думаешь, легко, когда человек всю жизнь только и старается дать детям образование, устроить их, а они целыми днями грызутся, как стая гиен, нет того, чтобы… Ого, любопытная штука! Слушай, в газете пишут… да чего они там орут? Ты видела газету?
— Нет, милый! — За двадцать три года замужней жизни миссис Бэббит просматривала газету раньше своего мужа всего каких-нибудь шесть-семь раз.
— Интересные новости. Страшная буря на Юге. Да, плохо, не повезло беднягам! Ого, слушай, вот это здорово! Только начать, а там их живо прикончат: «Законодательное собрание штата Нью-Йорк провело несколько постановлений, согласно которым социалисты будут поставлены вне закона»{8}. В Нью-Йорке забастовали лифтеры, и студенты встали вместо них на работу. Молодцы! А на митинге в Бирмингеме требовали, чтобы этот ирландец, этот чертов агитатор, де Валера{9}, был выслан вон. И правильно, черт возьми! Все эти агитаторы подкуплены немецким золотом! И не наше дело вмешиваться в дела Ирландии, да и вообще в чужие дела. Надо держаться в стороне — и все! Ага, из России идут вполне достоверные слухи, будто бы Ленин скончался. Что ж, посмотрим. Я вообще не понимаю, почему мы не вмешаемся и не вытурим этих большевиков!
— Верно, — сказала миссис Бэббит.
— И дальше пишут — недавно один мэр приступил к исполнению обязанностей в рабочем комбинезоне. Да притом он еще проповедник! Что ты на это скажешь?
— М-мм-да!
Бэббит и сам не знал, как к этому отнестись: то, что он был членом республиканской партии, пресвитерианцем, завсегдатаем собраний ордена Лосей и маклером по продаже недвижимости, еще не давало никаких указаний, как относиться к проповеднику, выбранному в мэры города. Поэтому он только фыркнул и продолжал читать газету вслух. Жена смотрела на него сочувственно, но ничего не слушала. Потом она сама прочитает заголовки, светскую хронику и рекламы универмагов.